Коль друга нет, купи щенка, в семью к себе прими.
Расти его – гулять води, купай, чеши, корми.
Награду примешь первую не просто, и не вдруг,
Своей любовью верною тебя согреет друг.
Среди четырёхсот пород (таков собачий мир),
Одна собака лишь всего, твой избранный кумир.
Забавная и милая, капризная порой,
Залижет боль и снимет стресс весёлою игрой.
Всегда в минуту трудную она поймёт тебя.
Поднимет настроение, хозяина любя,
У ног твоих уляжется, на миг взглянёт в глаза,
Вздохнёт и от сочувствия покатится слеза.
А как она старается понять людскую речь!
Команду точно выполнит и будет дом стеречь.
Но самая приятная из всех команд – "Гулять!".
Несёт в зубах ошейник свой и просит надевать.
Томится в ожидании, пока откроешь дверь.
Счастливей нет мгновения в их жизни, мне поверь.
И, прыгая от радости, с рук тянет поводок.
Отпустишь – не догнать её. Настал прогулке срок!
… Живёт давно, уж много лет собака у меня.
Красивая и сильная. Овчарке мать – родня,
А волк степной отцом ей был (хозяин так сказал).
Принёс щенком, растил, кормил. Я горя с ней не знал.
Оставлю дома – тапочки под голову кладёт.
И с грустью, настороженно у двери молча, ждёт.
Шаги мои заслышатся – ушами уж прядёт.
Зайду, и в губы радостно она меня лизнёт.
Страдая от усталости, прилягу на кровать.
Мяч, в зубы взяв, толкнёт меня и просит с ней играть.
Я встану, правда, нехотя. (Хотя бы, час поспать!).
Но разве можно в просьбе ей подобной отказать!?
Она заданье выполнит, лишь только попроси:
-"Иди сейчас в прихожую – газету принеси!".
Смотрю – несет. Уляжется с достоинством, в ногах,
Держа газету свёрнутой в, чуть стиснутых, зубах.
Но не отдаст. Ждёт с гордостью, чтоб я её хвалил,
Слова сказал хорошие, конфеткой угостил.
Шепчу ей нежно: - " Ламочка, газету мне отдай!",
Расслабит пасть, и падает газета на мой край.
Когда садятся все за стол, она не подойдёт.
Присядет рядом на полу и, молча, тихо ждёт.
Я не могу забыть о ней, да что-нибудь подам.
Возьмёт с руки и, съев кусок, хвостом помашет нам.
Однажды, вместо лакомства ей рюмку преподнес.
Обиделась, с брезгливостью её зафыркал нос.
Поджавши хвост, тихонечко из комнаты ушла,
И сколько раз ни звал её, к столу не подошла.
Но стой поры, как только я "под мухою" приду,
То в дом свой ненаказанным, свободно не зайду.
«Ругает» хуже женщины при входе к нам в жильё.
И мне просить приходится прощенья у неё.
Пропустит, и в лицо лизнет - "Прощаю, мол, тебя.
Ругала я заслуженно, не зло, а так – любя".
Проводит важно в ванную, и ждёт там у дверей,
Чтоб всё моё внимание отдал, конечно, ей.
Запрет один – не лезь в постель! (Жены моей наказ).
Но только та едва уснёт, она залезет враз.
Тихонько, крадучись ползёт, прижмётся вся ко мне.
И чутко спит до тех лишь пор, пока жена – во сне.
В машине место рядом ей. - "Стекло слегка открой,
Чтоб слышать и вдыхать могла я запах полевой".
Конец дороги близится. Вот, дача впереди.
У дома стал. - " Вперёд пусти, сам после выходи!".
А в лодке – на носу она (вперёдсмотрящий пост).
И ветром раздувается её пушистый хвост.
Причалит лодка к берегу, летит на луг стрелой.
Но, если там уж кто-то есть, подаст сигнал: - "Чужой!".
В реке играем с ней вдвоём. Кто дальше заплывёт?
Кто палку-корень из воды быстрее заберёт?
Стараясь из последних сил, она всё ж победит,
И с шерсти брызг цветной фонтан в лицо моё летит.
Вернее друга не найти, зачем душой кривить!
Я свой обед давно привык на нас двоих делить…
Открыта настежь дачи дверь, спокойно ночью сплю.
Уверен в друге. За меня он жизнь отдаст свою.