Всё, что было на ней – это пара глазетовых лент
в волосах. Да на шее мерцавшее тускло колье.
Было ей, вероятно, не больше семнадцати лет,
этой девушке, мною застигнутой в дезабилье.
И ничуть не смущаясь, шагнула к окошку мансарды,
где внизу распластавшись, лежал, затаясь Монпарнас,
словно дама виней, вдруг с игральной сошедшая карты,
у окна в синем свете неоновом встала анфас.
Мы смотрели друг другу в глаза и в молчанье неловком
было слышно, как бабочка с улицы бьётся в стекло.
Колыхались на стенах цветы на обоях из белого шёлка.
Только время из горсти песком
в горсть другую текло.
- Мсье, простите. Я, кажется, вас напугала немного.
Не подумайте: я не из тех, кто пришёл посягнуть
на свободу, на честь и на отдых – вы только с дороги.
Разрешите у вас переждать эту ночь как-нибудь.
Я Вам всё расскажу. Ради Бога! Не думайте плохо.
Всё так вышло. Случайно. Позвольте, я всё объясню.
Монолог этот страстный меня удержал у порога.
Но пожалуй отсюда уж очень смотрелась прекрасная ню…
Фон в проёме окна от бегущих рекламных огней
постоянно менялся, как в калейдоскопе стекляшки.
Разноцветные струи и пятна бежали по ней -
по груди, по рукам, вниз стекая на плотные ляжки.
Длинный, как палантин, я разматывал медленно шарф.
Хоть камин был заложен дровами, но был не зажжённым.
И в холодной мансарде меня обволакивал жар,
словно видел впервые я девушку так вот…совсем обнажённой.
- Вы всегда так, мадам, одеваетесь экстравагантно.
когда в гости к мужчинам приходите без приглашенья?
Как попали в мой дом, чёрт возьми, в этом виде пикантном? –
напускную серьёзность придал своему обращенью.
Изучающий взгляд мой был тут же замечен, конечно.
Откровенный, он выдал меня в ту секунду,
и бедняжка прикрыла ладонями всё, что сумела, поспешно,
и смущенно умолкла. Глядела, что делать я буду.
Ну а я не спешил, приближаясь к горячему телу.
Очень явственно я ощутил под ладонями гладкие плечи.
И прижался я к ней, как ребёнок. Совсем неумело.
И услышал: - Зажгите! Зажгите, пожалуйста, свечи…
Город спал…В чёрной пасти камина весёлое пламя плясало.
Я лежал на софе. Ночь осенняя на горизонте светлела.
«Ты, наверное, пьян, или болен», - мне сознание тихо шептало.
«Я действительно болен», - признался ему я несмело…
Город спал… Город спал и дышал напряжённо…
Как и я у мольберта с наброском, исполненным красной сангиной –
незнакомка в мансарде стоит у окна обнажённой…
Нервный штрих…И я брежу, страдая жестокой ангиной.
9 сентября 1985 г.