Морис Роллина. Долина ромашек

Люпус
Саре Бернар

Здесь, в жуткой глубине гигантского оврага
Устало морщит лоб щербатая скала;
Внизу, на самом дне, извечно правит мгла
И копится для трав живительная влага.

Тут реют древних тайн трепещущие флаги,
Тут призрачны шаги и воздух полон грез;
Налюбовавшись всласть зигзагами стрекоз,
Тут эльфы-шалуны свои вершат зигзаги.

И страхом путь сюда затянут, словно мглою,
И паровозный свист сюда не долетит;
Лишь тихий шепоток всплывает между плит -
То капельки воды сочатся под землею.

Все юно и мертво под высью ярко-синей,
Косноязычен шум, зловеща тишина,
И мнится нам, что тень неясная видна,
Бредущая по той затерянной долине!

Баранов или коз тут сроду не бывало,
Пастушкам на траве не коротать деньки;
Ни стебли васильков, ни маков хохолки
Не украшают склон безлюдного увала.

Но там, где тишина лежит на остролистах,
Вдали от суеты и городских забот,
Долина чернозем все лето напролет
Скрывает под ковром ромашек серебистых.

Звучит невинный хор, немой и сладкопевный,
Где каждая из них, проснувшись на заре,
Изяществом своим равняется сестре,
Упруга, и бела, и кажется царевной.

Покинув клен и вяз, к ним птица быстрой тенью
Коснуться их листвы стремится с высоты,
И бабочка легко садится на цветы,
Чтоб с ними разделить окраску и смятенье.

Повозки колесо, где втулка золотая,
В ромашке старый гном узрит наверняка,
А сильф вообразит, что видит облака,
Привычные крылу, над лугом пролетая.

Был некогда рожден природы доброхотством
Сей крохотный народ, и хрупок, и дрожащ,
Но суждено ему накинуть белый плащ
На одинокий мир, пропитанный сиротством.

Овеивает бриз окрестные дороги,
Но никогда не мнет на них ни лепестка;
Их любит чистый взор, к ним тянется рука
Опасливой любви, гадающей в тревоге.

Их венчики бледны, как горестные лица,
Ни пагубой, ни злом не пахнут те цветы,
Но знамение в них предельной простоты -
Волшебный фимиам ее от них струится.

По воздуху плывут неслышные рулады,
Ромашки красоту небес благодарят,
Дарующую им лазурь своих отрад
Сквозь сень густых лесов и скальные преграды.

Покуда не утрет опаловой рукою
Ночные слезы их рассветная пора,
Глаза несчастных дев, рыдающих с утра,
При виде этих глаз нам вспомнятся с тоскою.

Светило с неба льет, как знак благословений,
На райский тот провал [1] поток горячих струй,
И скверна здешних мест им дарит поцелуй -
Тяжелый вздох камней, шуршание растений.

Потом приходит ночь, в окрестностях плутая,
И шалая луна блистает серебром,
Глазея на туман, что в воздухе сыром
Белеет молоком и мехом горностая.

Когда густая тень натянется струною,
Уединенья дух и призрак тишины
Ступают не спеша, едины и дружны,
На крепко спящий луг под звездной белизною.

[1] Райский провал (Gouffre [du] Paradis) - такое название носят несколько пещер во Франции и Швейцарии.

Оригинал:
http://fr.wikisource.org/wiki/Le_Val_des_marguerites