Поэма, которая написалась (давным-давно) из-за тревоги за судьбу Героя
Вырос он в Подкаменной Тунгуске,
и двойной несет по жизни груз:
по родне и морде – вроде, русский,
мироощущением - тунгус.
Вот, бывало, белку в глаз замочит,
и на лыжах к ней через пургу,
а душа совсем другого хочет -
тропиков, из ящериц рагу..
**********
Как-то в бухгалтерии волпайпер
Видел: остров... рай, ни дать ни взять.
Самый лучший на Тунгуске снайпер
Какаду сумел бы с пальмы снять.
(С) лв
*********
Он и снял. Да коротки ручонки
попугая вынуть из песка,
кровь стряхнуть, отдать играть мальчонке..
Вот ведь бухгалтерия! Тоска.
Иногда, в глаза взглянувши лайке,
вспомнится иной, манящий взгляд.
Иногда, бренча на балалайке,
для соседских девок и ребят,
вдруг замрет..а в сердце – еле-еле,
но мотив звучит совсем иной..
кастаньеты это? укулеле?..
Харкнет в снег, ругнется, и домой,
и пойдет домой, ломая лыжи,
с верной лайкою без поводка.
А на райском острове бесстыже
пары извиваются.. Тоска.
Он купил в сельпо кокос, вьетнамки,
у снохи украл загарный крем,
у золовки детскую панамку
взял на время. Или насовсем.
Петухи, не выдержав позора,
в тундру убежали без хвостов:
перья - услаждение для взора,
торс его украсили. Потом
с детских лет привычную наколку -
вензеля, узоры на плече -
увеличил тушью и иголкой
снизу, сверху.. Да везде вобще.
И пропал. И с ним его собака.
Балалайку тоже взял с собой.
Растворился, канул. Но, однако,
иногда звучит ночной порой
звук нездешний, дикий и гортанный,
сполохи костров ведут в тайгу..
Слышен лай. Гремят, гремят тамтамы.
И следы босые на снегу.
*********
Не имея компаса в кармане
И кармана тоже не име,
Заблудился начисто засранец -
Объявился в ЕрусалимЕ.
(Я вперёд немного забегаю,
Не нашел бедняга попугаев,
Поистратился и сильно исхудал,
Балалайку правда не продал).
(С)Гришна
**********
Но упорно шел и терпеливо,
на плече - народный инструмент.
В косу плел волос отросших гриву,
солнце золотилось в вышине,
пес худой вокруг него носился,
птиц гонял - вороны ли, стрижи.
Юбка перьевая износилась,
но держалась...Так пришли в Алжир.
Вплавь, пешком, верблюдом, в колымаге,
но вперед - назад дороги нет.
Иногда, потребовав бумаги,
местный коп..(ажан?), короче - мент,
пристально глядел на балалайку,
на клочками виснущий загар,
на наколки, перья и на лайку..
вздрагивал и тут же отпускал.
Ели что придется. Видит око...
пес или хозяин враз сопрет.
Шли недели. И пришли в Марокко.
Если карта Африки не врет.
Иногда трудились. Правда, редко.
Пес пас коз. Хозяин кошек мыл,
танцевал и, встав на табуретку,
удивлял всех музыкой. Кто был
всех постарше - самый-самый древний,
вспоминал как будто бы, мотив,
вроде бы, когда-то, всей деревней
вкруг костра кружились, победив
племя ворогов..Их головы на кольях
вспоминались тоже.. Старикан
вслед махал - друзьям и вольной доле...
Так и шли. Их встретил Океан.
Встретил Океан морепродуктом,
пляжем диким, солью и водой.
Ели, спали. Лайке снились фрукты,
пес ворчал, кривил во сне губой.
Бриз ерошил перья, спал хозяин,
и с собой, и с Африкой в ладу.
Остров был не здесь, но точно, рядом -
с пальмами, с лимонным какаду.
*******
А когда проснулся наш Миклуха
И стряхнул кокосовый дурман,
Стало ему ясно, что пир духа
Там, где бьёт неистово шаман
Голову о снежные торосы,
Мраморно блестит тюлений жир.
Как осточертели абрикосы!
Как набил оскомину инжир!
Да, пора домой уже, на полюс,
Север ведь не вреден для него.
Грамотно запел тунгус про волю,
Как артист Василий Лановой.
(С) Гришна
*************
Он, как Одри Хепберн крупным планом,
смотрит сквозь снега и мерзлоту -
в бубен бьет с прокуренным шаманом,
рыбий жир, как молодость во рту.
Воздух пахнет ваткою от йода.
Как Орландо Блум зевает пес...
Встали и пошли.Вокруг природа,
зимняя и дикая до слез.
Шли гуськом по снегу. Ели белок.
Он из шкур чего-то там нашил.
Перья отвалились и истлели,
и не грели - тут вам не Алжир.
Вот уже родные палестины,
вот лесхоз, околица, продмаг.
Вот шаман, упитанный мужчина,
"Баунти" берет и "Доширак".
Вот сноха кефир берет на завтрак,
финики, гореть бы им в аду!
А золовку он увидит завтра -
это не лимонный какаду.
Вот бригада, Адамсов семейство,
для шаманства гонит жир из нерп,
вот пират в наряде милицейском
балалайку спер, как Джонни Депп,
вот две суки смотрят из вольера -
племенной, инжирный даже взгляд..
Улыбнулся, вспомнил Агасфера,
засмеялся.. и пошел назад.
Чаек крик несется из Марокко,
здесь - щегол на веточке ольхи.
Мы уходим, потому что плохо,
а не потому, что все плохи.
Он идет, без крема и без перьев,
как тунгус, а может, Вечный Жид.
Жарит солнце, дарят тень деревья,
пес без поводка за ним бежит.