ЙЕТИ*
«Все, что я о ней знаю, это то, что она дышит и когда услышит как размывается в памяти ее образ напомнит о себе»…
Из причитаний Мацууры. Кто это?
Глава первая.
- Так какие ты пишешь стихи?
Помня свой предыдущий ответ, я решил изменить речевую тактику:
- Офигенные. В тему.
Болела голова. Не совсем чтобы голова, но – мутило. Женщина в красном платье с огромным количеством плиссировок, с тугим хвостиком на голове и дымящейся сигаретой смотрела пронзительно.
- Дайте ему выпить. Начните с легкого.
Бородач, с улыбчивым лицом, чем-то забулькал у своего столика и я закрыл глаза, чтобы отвлечься. Вспоминать было нечего, да и незачем. Все само по себе сидело абстинентным синдромом в каждой клетке организма и вибрировало в такт песни Вертинского, в особенно пронзительных местах.
Музыка раздавалась из соседней комнаты. Может быть, там было душевней, не знаю, в нашей же зале все сосредоточенно молчали, глядя каждый в свою сторону. Слышались частые проглатывания выпиваемого.
Подошел Бородач. Я не глядя взял стакан, мгновение подержал его в руке и выпил. «Начните с легкого». Бородач исчез.
- Теперь прочитай!
Ответилось не сразу.
В стакане был ром.
- А сама читать что – не умеешь? Компоту дай.
Не знаю, насколько дерзкими были последние слова, но в этот момент все обернулись в мою сторону. Дама в красном покачивала ногой. И пристально смотрела. Я вспомнил этот взгляд…
* - Реликтовый гоминоид**
** - То же самое, что гуманоид, только реликтовый.
ПИСЬМО К ДРУГУ
Привет, Юджин! Тут вот что со мною случилось.
Я вышел на лестницу выкурить сигарету. За окном Черная речка убегала в поля, оставалось шесть с половиной часов до рассвета - в голове сидел Пушкин и его же строфа. Знаешь, дружище, вся череда событий, время от времени складывается не так - обрывки снов, воспоминаний, открытий - оставляют со временем водяной знак. И если на свет посмотреть немножко, проверяя купюру на подлинность, то тогда за Черной речкой в черном окошке случается дуэльная белиберда: Ленский стихи накануне пишет. «Пронзенный стрелою» Пушкин лежит. Данзас подходит: «он еще дышит»; Зарецкий следом, «ну что ж? убит».
Что день грядущий нам приготовит. Спит безмятежно Ольга, спит Натали… Одна – идеал, другая – из-за которой… Две, Юджин, ипостаси одной любви.
(Сейчас, подожди, закурю сигарету. Пошла основная тема – слушай, чувак.)
М-м… Помнишь, она на меня смотрела? Я еще говорил…(нет, не так).
Помнишь, как она на меня смотрела. Помнишь, я говорил «ну и пусть». Теперь я стал обладателем её тела и об этом с тобой делюсь. Я сочинил себя Байроном позже, сделав изрядной жизни глоток, я наши жизни всё же продолжил. Ровно настолько, насколько смог. День от рассвета и до заката. Наш упоительно-праздничный бал. Вечером ранен смертельно, ребята, утром, с похмелья, убит наповал.
Только купюра без номинала. Эта купюра останется вам. Ты это знал, и она это знала. Боже, храни меня мой талисман.
Что же, прощаюсь – пока. Всё такое… Вместо постскриптума – слушай, ЮджИн, ты нарисуй её, что тебе стоит, ты же художник... из нас один.
Она оторвала взгляд от листка бумаги, быстро сложила его и засунула в передник. Затем еще несколько раз махнула шваброй по полу, выключила питание компьютера и выскользнула за дверь. Происходила смена подходов, и в коридорах никого не было. У дверей палаты ее ждала Анита. «Распечатала? Давай!».
Быстро забравшись на тумбочку, она засунула руку под плиту подвесного потолка и извлекла оттуда блокнот с ручкой на веревочке. Секундой позже она уже строчила.
«Вчера Глазунья опят застукала нас. Было много шипенья и гадости. В результате Анитку отстранили на неделю от интернета, а меня поставили дежурной по интернет-комнате. Ну не фашисты ли? Глазунья – подлая диверсантка. Ну ничего. Я, зато Анитке распечатала очередное стихо этого её «Призрака Поэзии». И чего она в нем нашла, в Призраке этом.
Читает вон, глаза искрятся. Глухаря не проспи. Сегодня, кажется, Глухарь. Сама такая ранимая, беззащитная… Все. Делает знак.»
- Прячь уже.
- Кто там, Глухарь?
- Нет, все трое. С Бурбоном.
По коридору шли трое.
Глазунья с Глухарем первыми, как обычно, деловые и сосредоточенные. И с ними человек, которому девушки всегда радовались; может быть не столько ему, сколько тому, что обычно за этим следует. Глазунья всегда менялась на Глухаря, Глухарь на Глазунью, а человек, которого принято было называть Бурбоном, мог появляться и без них и почему-то всегда начинал разговор с Анитой. Прямо сейчас они шли втроем и это значило, что подругам предстоит отвлечься от привычных занятий и составить компанию публике, которой они удивлялись и втихаря даже пытались подражать.. Это было, как правило, целое мероприятие, обставленное событиями привычными до оскомины, но при этом почему-то всегда важными для Глазуньи с Глухарем. Необходимо было пройти за ними по гулкому коридору до комнаты с надписью «рекреация№», в которую Глухарь с Глазуньей никогда не входили, и занять место среди людей с газетными шапочками на головах. Бурбон, войдя в эту комнату, тоже надевал шапочку из газеты, но, впуская в дверь подруг, и приложив палец к губам, оставлял снаружи Глазунью с Глухарем.
Газетные головные уборы в рекреации№ были у всех, кроме Аниты с подругой и дамы, которую девушки про себя обозначили как самую главную; она разносила чай со всякими вкусностями и заставляла присутствующих рассказывать истории. Истории должны были рассказывать все, кроме Аниты с подружкой. По крайней мере, так всегда получалось. Нельзя сказать, что это их сильно беспокоило. Иногда им казалось, что они действительно лишние на этом празднике рассказов. Но сидеть и слушать что-нибудь про жизнь других, а иногда и вовсе непонятное, но завораживающее – это было для них настоящим удовольствием. Смотреть на реакцию окружающих, и качать головой как все -- это было больше чем развлечение. Тем более, что они знали, что после этого уже не будет включений. И можно ни о чем не думать.
- Здравствуйте девушки,- произнес Бурбон, приветливо улыбаясь – А я за вами.
- Как обычно, - сказала Анита. И еще она вдруг спросила: - А что такое контаминация?
- Терпеть ненавижу твои вопросы, - сказал Бурбон. – Поняла?
Анита промолчала. Подруга обняла её за плечи. Глазунья ехидно улыбнулась, а Глухарь, казалось, был безучастен.
- Пойдемте. Пора. – Бурбон взял подружек за руки. – Сегодня у нас сильно необычный вечер. - Он посмотрел на Аниту. Поняла?
Старые половицы скрипели. На бледно-зеленых стенах треснула штукатурка.
- Бурбон, а здесь давно ремонт делали? Какое-то всё ветхое.
- А тебе не нравится?
- Мне – нет, а вот Анита говорит, что так хорошо, потому что старое нас
охраняет. Мы хотим немного у себя в комнате сделать по-другому.
- Это интересно, - Бурбон задумчиво шел. – И как же?
- Мы еще не придумали. Анита говорит, чтобы было не так светло, и еще она хочет однообразия…
- Мы это обсудим.
Наконец, они подошли к заветной двери. Бурбон обернулся и кивнул Глазунье с Глухарем. Дверь открылась, и они увидели привычную картину – просторное помещение с креслами, пуфиками и пальмой в углу в неярком свете от двух бра по бокам и включенного телевизора, который ничего не показывал, а просто светился, изредка помигивая. Елена Сергеевна уже разносила чай и раскладывала вафельные упаковки по столикам, а то и прямо на пол.
- Проходите, - Бурбон пропустил вперед девушек.
Те вошли и по очереди поздоровались со всеми, начиная как всегда с Елены Сергеевны.
Ученый приподнялся с кресла и снова сел. Ходок, сделав ручкой, вытянул губы. Бухгалтер разговаривала о чем-то тихо с Историком. В основном все было как всегда. Спортсмен разгадывал кроссворд, одновременно помогая Учительнице устроить на полу из подушек некое подобие дивана. Подружки прошли в свой излюбленный уголок с пальмой и столиком, где уже лежали вафли и только сейчас заметили, что среди присутствующих появился некто, кого раньше они не видели. Господин неопределенного возраста сидел в кресле, играя жидкостью в небольшом округлом бокальчике; он сидел в кресле, которое обычно занимал Бурбон, у стены за дверью, через которую они вошли. На его голове также была шапочка из газеты. Возможно Бурбон, говоря, что сегодня необычный вечер, имел в виду появление этого человека?…
- Смотри – «Школьные», - засмеялась Анита, показывая подруге на конфеты.
- Да, девочки, сегодня такие были.
Елена Сергеевна с двумя дымящимися кружками остановилась возле их столика. Её густые вьющиеся волосы, туго схваченные ленточкой, казалось, оставались всегда неподвижными, словно зафиксированными каким-то чудовищным лаком. Первой это заметила Анита, еще давно, и каждый раз толкала подружку, напоминая об этом. Зачем?
- Сегодня мы попросим Ходока рассказать какую-нибудь историю из его жизни, - сказала Елена Сергеевна, поставив чай перед девушками и посмотрев в сторону Ходока, - связанную с его отношением к женщине.
Подруги переглянулись и стали усаживаться за стол.
Тот, кого называли Ходоком, услышав сказанное Еленой Сергеевной , задвигался на своем месте. Ему не нравилось рассказывать истории вообще, а уж о себе, да еще про отношение к женщине.. Не любил Ходок откровенничать. А рассказывать все равно приходилось; таковы правила.
- Вы сможете, - обратилась Елена Сергеевна к Аните с подругой, -
- задать Ходоку по два вопроса по ходу его рассказа. Но не более.
Она обвела взглядом комнату, словно давая понять присутствующим, что сказанное девушкам, касается и остальных.
Бурбон с Учительницей улыбнулись, Ученый снова приподнялся со своего места и снова сел, а Историк с Бухгалтером спокойно посмотрели на Ходока и продолжили в полголоса беседу. Только Спортсмен никак не прореагировал на Слова Елены Сергеевны, продолжая сосредоточенно вписывать карандашом буквы в кроссворд, да незнакомец в кресле Бурбона прекратил на мгновение игру с напитком и отхлебнул его, с интересом, как показалось подругам, посмотрев на них.
- Это все тот же кроссворд? – спросила Спортсмена Елена Сергеевна.
- Видите ли, дорогая геевна, - Спортсмен отложил карандаш, - тема, предложенная вами Ходоку, мне не интересна в его изложении. Уж извините.
Анита взглянула на подругу и почему-то вспомнила строчки, которые та списывала для нее с монитора. Как там было?:
Нам не дано предугадать
Как слово наше отзовется,
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать.
*****.
Такие красивые строчки и так странно заканчиваются. Какой он, все-таки странный, этот Призрак.
- Видимо, господин Спортсмен неплохо знаком с мнением Ходока на этот счет, - произнесла Елена Сергеевна, пройдя в центр комнаты к одинокому табурету с приютившейся на нем пепельницей.
..Вот интересно, о чем обычно думает Призрак, когда сочиняет стихи, продолжала размышлять Анита.
- Наверно поведение Ходока с женщинами не очень спортивно, - подала голос Учительница.
- Оно излишне спортивно, - обернулся к ней Спортсмен, - профессионально спортивно.
- Вы имеете в виду, как к станку? - Елена Сергеевна уже устроилась на табурете, держа в одной руке пепельницу, а в другой дымящуюся сигарету.
Ведь мысли, наверное, как-то сами укладываются в рифму, или Призрак специально их напрягает на это.. Анита посмотрела на подругу, вложившую вафлю в рот, и пригубила чай из кружки.. Но как можно напрягать мысли, если они зачастую сами напрягают.. А для подруги призрак – просто увлечение Аниты, и не больше..
- Может быть, Ходок недостаточно поэтичен для того, чтобы его
отношение к женщинам нравилось Спортсмену? – в голосе Елены Сергеевны просквозила насмешка. – Как думаете, господин поэт? – обратилась она к незнакомцу в кресле Бурбона.
Тот опрокинул в себя остатки содержимого бокала, поставил его на пол рядом с креслом и молча откинулся на спинку.
…Поэт!..Вот это да!..Анита чуть не пролила чай..
- Нет, Геевна, - вновь подал голос Спортсмен, - Ходок, пожалуй, даже чересчур поэтичен. Поэт, возможно, даже не представляет насколько.
Почему он всегда называет ее Геевной.. Странно. Ее родители что? Оба мужчины? А она не обижается.. Странно. И чего эти мужчины находят друг в друге?... Ведь ни один из них не способен сделать того, что может сделать девушка для девушки.. Хорошо бы спросить об этом Бурбона.. Но ведь вопросы можно задавать сегодня только Ходоку..а он молчит.. А поэт?.. тоже молчит..
Где-то заиграла музыка. Анита не сразу поняла, что это песня. Она доносилась откуда-то из-за стен. Может быть Глухарь с Глазуньей включили проигрыватель в соседней комнате. Исполнитель тоскливо, едва не с надрывом пел о любви. И кажется о любви мужчины к женщине. Все-таки, странные они – эти мужчины.. поют о любви..но что они о ней знают?.. Анита бросила взгляд на подругу. Та улыбнулась ей, глазами указав на незнакомца в кресле.
Тот выпрямился и стал тереть пальцами виски. Повисло молчание.
Елена Сергеевна затянулась сигаретой, кивнула Ученому, привставшему вновь со своего места, и вдруг перейдя на «ты» спросила поэта:
- Так какие ты пишешь стихи?
- Офигенные. В тему. – ответил тот.
- Дайте ему выпить. Начните с легкого, - Елена Сергеевна сделала знак ученому, и у того, как у фокусника в руках, из ниоткуда появилась бутылка, которой он тут же весело забулькал над бокальчиком, таким же, как у поэта, и видимо, хранившемся не иначе, как в рукаве. Вот это фокус.!. восхитилась Анита.
Ученый подошел к поэту и сунул ему в руку емкость с прозрачной жидкостью.
Конечно он хочет пить.. с жалостью подумала Анита..Вот бы почитал чего-нибудь вслух..
- Теперь прочитай, - буднично промолвила Елена Сергеевна.
Поэт вплеснул в себя половину бокальчика и посмотрел на нее:
- А сама читать что – не умеешь? Компоту дай. Для ебли, милая, живем. Ведь если честно? И говорить о том, о сем – не интересно.
Мы время зря с тобой терять
Давай не будем;
Глотнем шампусик и в кровать,
На зависть людям!
- Надо сменить вектор направленности, - произнес вдруг Ученый и шумно почесал пятерней густую поросль на лице.
- Зачем же? – отозвалась Елена Сергеевна. – Это действительно очень даже в тему. Что может быть приятнее отношений между мужчиной и женщиной, тем более в таком ракурсе… Только вот компоту нет; только чай. Подойдет?
- Подойдет, - ответил Поэт, допил содержимое бокальчика и снова принялся тереть виски.
- Хочу попросить уважаемого Бухгалтера поухаживать за Поэтом, - произнесла Елена Сергеевна и загасила сигарету в пепельнице.
Дама лет тридцати, которую называли Бухгалтером, поднялась со своего места и направилась вглубь комнаты к столику с чайными принадлежностями. За невероятную длину ног Анита с подругой называли ее между собой цапелькой. Ученый тоже встал и, подойдя к окну, двумя пальцами раздвинул шторы. Осторожно сунул между ними нос и привычно почесал подбородок.
- Как там погода, борода? – спросил его Спортсмен.
- Смеркается, - оглянулся тот и вновь почесался, - как-то скачками.
- Так что, господин Ходок? - Елена Сергеевна потянулась, не вставая с табурета, - вдохновила вас поэзия на рассказ? По моему, изложенное должно быть вам очень близко. По ощущениям.
Ходок усмехнулся:
- Мне действительно понравился стих, но только, он вдохновляет на рассказ, которых у меня много, и большинство не для женских ушей. Мне так кажется.
- Ничего-ничего. Здесь собрались терпеливые дамы. И может быть, Поэт посодействует еще чем-нибудь, чтобы ваш рассказ был детальнее? Ты как?- повернулась Елена Сергеевна к человеку в кресле Бурбона.
- Пока никак. – ответил тот, принимая чай из рук Бухгалтера, - Данке.
Ух! Как она нагнулась! Подумала Анита, глядя на цапельку..Как ее все-таки интересуют мужчины.. А Ходок аж залюбовался.. Интересно, он расскажет сегодня что-нибудь? Или так и отшутится.. И как только женщины на него ведутся?.. Поэту цапелька, кажется, тоже нравится.
- Ваш «данке» нах, - внезапно подал голос Бурбон, - прочтите что-нибудь еще, а то Ходоку никак не разогреться.
Поэт, делая глоток чая, глянул поверх чашки на хозяина кресла, в котором сидел, и неторопливо, перемежая слова глотками, начал:
- Погасли свечи. Дело чести. На ощупь. Близко.Сильнее. Вместе. Настойчиво. Не так. Упрямо. Безотносительно. На фортепьяно.
- Что это? – спросил Историк, глядя на возвращающуюся на свое место цапельку.
- Видимо, начало стихотворения, - громко сказала Учительница, которую никто ни о чем не спрашивал, и устроилась поудобнее..
Поэт сделал очередной глоток чая и продолжил:
- Лежала лужа неуклюже, но очень выпить было нужно.
Копался в сердце археолог, болезненно, как врач-проктолог,
Стояла в документах липа, беспочвенно ругая, типо;
А ветер странствий подымался, уже не оставляя шанса.
И вот тогда он двинул дальше глаза, темневшие от фальши,
По буеракам и ухабам к таинственным волшебным бабам,
Где колебались нежно груди, томясь над жерлами орудий,
И сердца пламенел костер последним выстрелом в упор…
Какие-то мгновения никто не издавал ни звука. Ученый замер у окна с рукой застывшей у подбородка, Бухгалтер, дойдя до своего места, так и не заняла его, покачиваясь на долгих ногах, а историк застыл взглядом на уровне ее колен.
Вот-те и интенция.. к тенденции…Подумала Анита и посмотрела на Бурбона, стоявшего у двери прислонившись к стене..А Елена-то Сергеевна, кажется, удивлена…Гляди ка, даже Спортсмен с Ходоком о чем-то переглянулись..
Подруга Аниты зашелестела конфетным фантиком, и все словно ожили.
- Ну, хорошо, - Елена Сергеевна поднялась с табурета, вернула на него пепельницу и быстрыми движениями пальцев оправила на себе платье..Зачем она сегодня оделась в красное?... Неужели хочет соблазнить Бурбона?А Анитка, похоже, просто в восторге от сегодняшнего вечера. Конечно! Первый раз в жизни видит живого поэта..
- Ты не намокла ли, Анита?
Анита обратила лицо к подруге:
- Нет. Говори, пожалуйста, потише.
Все как-то одновременно зашевелились …
- Ну-у, хорошо, - повторила Елена Сергеевна, - Может, сейчас господин Ходок поведает-таки свою историю, показывающую его отношения с женщиной так, чтобы это было для ушей терпеливых женщин?
- Давай, Ходок. Не томи уже. – усмехнулся Спортсмен.
..О-о!.. История сегодня, все-таки, будет.. А если этот с рюмкой почитает что-нибудь еще, то Анитка будет просто в экстазе…
- Я расскажу историю, - начал Ходок, - которая совсем не раскрывает моего отношения к женщине в частности, и к женщинам вообще. Но эта история связана с женщиной и произошла она довольно давно; когда присутствующие здесь дамы совершенно точно были еще девушками.
Ходок встал с кресла, подошел к столику с чайными принадлежностями, налил в опустевшую кружку чаю, вернулся в кресло, попробовал напиток на температуру и продолжил:
- Была у меня знакомая. Очень приличная девушка. С которой я, будучи не трезвым, оказался объединенным настолько, что наши…- Ходок запнулся, словно подбирая слова, - ..короче, наши чресла подружились и стали встречаться.
Он отпил из кружки и посмотрел на Аниту с подругой.
Так-так,.. Подумала Анита и встретилась с ним глазами.
- Так вот, - продолжал Ходок, - этот роман длился довольно долго. Нельзя сказать, что очень долго, а уж тем более нельзя сказать, что слишком. Мы нравились друг другу; мы нравились себе в обществе друг друга, нам нравилось заниматься сексом вместе… Это не значит, что меня не интересовали другие женщины; не исключено, что и ее интересовали другие мужчины; мы об этом не говорили, когда встречались – было не до этого…
Но, я даже читал ей стихи…
- Стихи?!- оживился Ученый.
- Стихи, бля,- среагировал Ходок. - Расстались мы спокойно, и, наверно, также случайно, как встретились. Я торговал в то время оружием и был ответственным по складу; жил на съемной квартире в обществе пистолетов и спиртного. Пить бросать на тот момент я бросил в силу специфики тогдашней специальности, и моя подруга видела меня абсолютно трезвым почти никогда. И как-то первого апреля, когда она собиралась уезжать; далеко и надолго; и без сожаления о расставании со мной; меня на квартире отоварили два залетных джека. Я был даже не пьян; так, слегка с похмелья; потерял бдительность, подзабыл о наработках; в общем, очнулся в той же квартире, уже почти с будуна, так как голова была разбита, и первое, что сделал, позвонил приятелям сообщить о попадалове; ей позвонить я не мог, мобильных телефонов тогда еще не было…
- Как это не было? – спросила Анита.
- Давно это было, - коротко кинул в ответ Ходок. - Приятели расценили это как плохую шутку; ведь – первое апреля; а мне еще подругу провожать, роза припасена. Красная. Так и осталась в вазе стоять нетронутой; джеки, отыскивая все, все перевернули вверх дном, а ее не тронули… Но не суть.. Проводить я ее не успел, конечно же…
- А как это – торговать оружием? – спросила подруга Аниты.
Ходок спокойно на нее поглядел:
- Сидишь просто себе, газетку читаешь, ну там пойдешь – кофейку сделаешь, рюмочку выпьешь… Скучно довольно… Это мы уже потом, после того, как меня отоварили, стали вдвоем с Юджином сидеть…
- Без имен, пожалуйста,- кашлянул Бурбон.
- Ну, я и говорю – стали вдвоем сидеть – так тут повеселее стало: шашки там, кроссворды отгадывать на время… Даже комнатный гольф изобрели, да. А так в общем та же скука… Приходят иногда… Берут груз… Уходят. Один раз была потом, правда, неприятная история, с тремя урками и пистолетом Макарова. Развлекуха, мать её. Да. А так – скукотища. Ну, я отвлекся…
Так вот. Хорош я был в тот вечер, изумителен по внешности. И проводить мне её не удалось…
- Девушки, - заговорила Елена Сергеевна, - у вас осталось по одному вопросу.
Ходок поглядел на нее, едва не сморщившись:
- Уехала она. Без меня на платформе, и без розы тоже…
Он помолчал, взглянул на чай, глотнул и словно подытожил:
- И встретились мы с ней через десять лет.
- Как через десять лет? – удивилась Учительница.
- Как? Через десять лет!? – прошептала Анита.
- Девушки, - Елена Сергеевна строго посмотрела на подруг; им даже показалось в ее тоне и взгляде что-то глазуньевское,- вопросы с вашей стороны остались только у Оксаны.
- Через десять лет… девушки, - перебил их Ходок, - это когда проходит десять февральских зим…
- А что вы ей читали? – Бурбон оттолкнулся от стенки.
- Вы хотите спросить, что такое февральские зимы? – холодно взглянул на него Ходок. – Это когда…
- Это когда солнце с морозцем, - вставил неожиданно Поэт.
- Да. Где-то так. Но читал я ей не об этом..
- Может, попробуете вспомнить? – спросил Бурбон.
- Да, попробуйте, пожалуйста, - оживилась Учительница.
..- Февральская зима приходит внезапно, - с сомнением посмотрел на нее Ходок, не то удивляясь ее присутствию, не то вспоминая строчки, - выводя нас из состояния анабиоза.. Она очаровывает невероятно своим безмолвием и легким морозом.. Гермесы солнечных дней играют со стужей.. С каждым февральским днем становится интересней; тогда начинает казаться, что кому-то ты нужен; и это – как выздоровление после долгой болезни… Февральская зима, сумасбродная королева, обнажает свои белоснежные плечи, асфальтовых лыжников выпускает из плена, устраивая для всех шалопаев вечер, она заводит музыку белых танцев; с одними флиртуя, вальсируя с остальными… Февральская зима выбирает принцесс и принцев и остается одну двенадцатую жизни с ними…
- Как это? Одну двенадцатую! – насторожился Ученый.
- Женщина узнается по ногам, - пропустив его реплику мимо ушей, проговорил Ходок..
Он помолчал, отхлебнул из чашки, и глядя куда-то в пространство, снова заговорил:
- Солнце веков оставляет свой след в картинах импрессионистов; …
…Звезды беззвучно падают в строки поэта, и очаровательная супермодель Линда Еважелиста гармонирует с неизбывной печалью Датского Анахорета…
Анита вспомнила эти строки; они принадлежали Призраку… Как!? Неужели Ходок с ним знаком… Ведь это было так давно… Конечно, Призрак наверняка был уже тогда…Надо бы спросить Ходока, откуда он это взял… Но, елки-палки, она исчерпала на сегодня вопросы… Надо попросить Оксану задать вопрос…
- … ибо такова слабость мира и такова его сила, - начала про себя повторять за Ходоком Анита.. – во всех школах, начиная с пифагорейской, учителя – сердечны, ученики – беспечны. Их корабли фланируют над землей, а алые паруса наполнены ветром феерий; они увлечены любовной игрой, но не решением проблемы Моцарта и Сальери… И когда в любом разговоре проглядывается склонность к общению, когда электронного Лаокоона по прежнему тщетны сомненья – Тургор, незримая сила, заставляет нас чувствовать ежечасно непонятный императив, в котором все женщины, по большому счету, прекрасны, а мужчины – несчастны… Время, остановившееся на полпути в Бесконечность, застывает в небе серебристыми облаками, отражается в глазах женщин, идущих навстречу, женщин с белокурыми, рыжими, каштановыми волосами…
… застывшее время приводит тебя к Клеопатре; ты зришь ее через прозрачный альков – «Все познается в любви, мой милый», и шорохом листьев становится шорох шелков…
… В темном чертоге губы ее, как горящие свечи, прерывисто-властно, дрожа от желанья, все шепчут тебе влажными лепестками: ..
« прикосновение – суть мирозданья».. Тел нагота отражается в полночь, и удивленные смыслом событий, ласки и стоны становятся пленом,.. пленом все новых и новых открытий…
… Все новых открытий… Но близится утро. И яда змеи понять тебе не под силу, как летящую в никуда Бесконечность, и Незнакомку со звездами в волосах, …
Приносящую цветы на твою могилу…
Ходок замолчал.
- Все это замечательно, - произнесла Елена Сергеевна и закурила очередную сигарету. – Впечатление на эту бедняжку вы наверняка произвели.
- Почему «бедняжку»? – удивленно посмотрел на нее Ходок.
- Не будем считать это вопросом, - выдохнула дым Елена Сергеевна, - расскажите, что было потом. Когда вы встретились. Спустя десять лет.
- Не женщина, а – палач, - бросил со своего места Поэт.
Ходок усмехнулся, снова прошел к столику с чаем, наполнил чашку остывающим напитком и с иронией произнес:
- И в красное облачилась как нарочно… - Спустя десять лет… мобильных телефонов по прежнему не было..
Он вернулся к своему месту, с очевидным неудовольствием отпил из чашки и задумчиво оглядел обитателей комнаты, словно решая, продолжать рассказ или нет.
Анита заерзала на пуфике и, дернув подругу за рукав, быстро зашептала:
- Спроси его про Призрака.. Вдруг он с ним знаком…он же читал его..
Оксана поморщилась:
- У нас остался один вопрос..
- Ну пожалуйста. – Анита настойчиво затеребила подругу.
- Ну хорошо-хорошо, - Оксана высвободила руку из горячих пальцев и громко произнесла, обращаясь к Ходоку:
- Не могли бы вы почитать что-нибудь еще из автора, которого только что цитировали?
- Легко! – неожиданно согласился Ходок.
- О елки! – деланно-сокрушенно усмехнулась Елена Сергеевна. – На что только не готовы мужчины, лишь бы отсрочить час расплаты. – Ну удивите нас еще чем-нибудь… Видимо Спортсмен прав относительно вашей .. кхм ..поэтичности..
- Да ничего особенного, - промолвил Ходок, - просто вспомнилось стихотворение про казнь.. Навеяло, знаете ли..
И он вдруг громко, с пафосом и чуть ли не на распев, начал читать:
- Мой супостат в высокой башне в темнице гибельной сидит;
В силки мои попалась пташка и больше уж не улетит.
О как он о пощаде просит, когда каленые щипцы
К нему немой палач подносит. О как дрожат его сосцы!
И где теперь тот рыцарь славный? Не разглядеть среди цепей..
Как мой закон гласит исправный: он – грешник и прелюбодей!
Я легионы днем построю – склонят все головы свои,
И мы прошествуем с тобою, с тобой, Царица, мы одни!..
Ходок сделал паузу, чтобы перевести дух, и, глядя на красное платье Елены Сергеевны, перешел на спокойный тон:
- В этот вечер ненужной казни
Почему-то фабричный гудок
На работу зовет, как на праздник;
И эрекция между ног…
Так интенция жизни дается
В бесконечно большой любви,
Или в смерти, если придется
К месту лобному вдруг идти!
Завершится на месте лобном
Полоса моих неудач…
Все изменится – ведь сегодня
Я палач, друзья. Я – палач..
- Ну и как же вам довелось надругаться над дамой спустя десять лет? – не унималась Елена Сергеевна.
- Мне надругаться, - усмехнулся Ходок, - Спустя десять лет… От общих знакомых мы с ней узнали, что находимся неподалеку друг от друга, -- Так получилось… Сказать, что мы искали встречи, когда узнали, что находимся рядом – будет точнее, чем сказать «не искали».. Так получается… Мы встретились; она приезжала всего на сутки. Провели вместе время; гуляли по городу, заглядывая в кабачки…
- Эдакий посткоитальный романтизм, - Ввернула Елена Сергеевна.
- Наверное, да. – Согласился Ходок. – Стихи, которые я процитировал, я читал ей именно тогда. Спустя десять лет. Именно так…
- То есть, - подала голос Учительница, - за десять лет до этого вы не читали ей стихов?
- Я же сказал: именно так. Стихи были потом, через десять лет и столько же зим..
- Как всякому эякомыслящему самцу, Ходоку любовь на первых этапах знакомства с женщиной скорее невдомек, чем необходимость; получается так? - прокомментировала Учительница в полголоса, глянув на Историка.
- Не думаю, что надо подобное поведение так жестко определять, - Елена Сергеевна поднялась со своего места и налила чаю. Только себе.. И задумчиво поглядела на Поэта, - Мы вряд ли достаточно осведомлены о том, что вообще такое любовь. Она, в отличие от людей, может позволить себе роскошь быть разной.
- Минуточку, минуточку. – зашевелился Историк, - Любовь! Что это такое? Спрашивают люди вокруг, хотят узнать ответ.
- Им не хватает терпения.
- Это почему же? – усмехнулся Бурбон.
- Потому что терпение – тоже дар, - начал горячиться Историк, - но они хотят сразу.. А любовь чувствуют все. Вот в чем вопрос – чувство есть знание. Что это? Высочайшая ценность. Это от бога. А выше некуда…
- Вот это тебя понесло, - изумился Спортсмен.
- Хорошо, хорошо, - заговорила Елена Сергеевна. – Однако мы отвлеклись. А Ходок еще не закончил свою историю… Так чем все завершилось? – обратилась она к рассказчику, - и было ли то любовью?
- Однозначного ответа у меня нет. – ответил Ходок. – В день ее отъезда я проснулся первым. В горле сушняк, низ торопится в туалет, голова при ходьбе потрескивает; в общем будун во всей красе. Она спала. Когда я слегка привел себя в порядок и вернулся к … к кровати, то оторопел.. от увиденного. Кровь.. Пятна размазанной крови. Там, тут. Почти везде… Она спала..
Ходок замолчал. Остальные тоже притихли.
- У нее не было кисти, - сглотнув, проговорил Ходок. – на руке. Я это только в то утро заметил… Она была в куртке с длинными рукавами; и это было незаметно, пока мы не оказались в постели.. Но только уже утром, понимаете? Вечером и ночью я не обратил на это внимания… Это было скорее неактуально, чем незаметно. Тем более, учитывая мое состояние… Она проснулась. Без тени смущения В общем, травма. Она потеряла кисть. Ей сделали операцию. Рана не успела зарубцеваться. Не совсем зажила, кровь сочилась Я проводил ее в аэропорт, на этот раз навсегда, и мы расстались… Я только позже стал думать об этой встрече более менее логически. Понимаете? Получается, она спешила ко мне, не взирая, не то что на отсутствие руки, но даже на то, что рана еще не зажила как следует… То есть, для нее встреча со мной была очень важна, не взирая на прошедшие годы, на потерянную кисть и кровь, которая могла пойти в любой момент…
- А может быть, она и травму-то получила, думая о вас. И может быть в тот момент, когда решение нестись к вам навстречу было уже принято, – проговорил Поэт, вставая из кресла Бурбона и направляясь к столику с чаем.
Ходок с сомнением на него посмотрел и ничего не сказал.
- Спасибо за рассказ, Ходок, - промолвил Бурбон, - плесните и мне тоже, - кинул он вдогонку Поэту.
- Здесь только чай, - ответил тот.
- Вот его и налейте.
Ученый, вставший было со своего места с непременным почесыванием бороды, снова сел и с недоумением поглядел на бутылку в своей руке.
- Налейте-ка из нее мне, уважаемый, - попросила его Елена Сергеевна и встретилась взглядом с Поэтом.
…А вечер сегодня действительно необычный… подумала Анита…Если Елена Сергеевна захотела выпить, то и Цапелька с Училкой пригубят.
Елена Сергеевна прошла за налитым. По пути зачем-то задела газетную шапочку Спортсмена. Неумышленно. Вроде как. И обхватив бокальчик пальцами, услышала вопрос:
- Может быть, вЫ расскажете какую-нибудь историю, показывающую ваше отношение к женщине? Или к мужчине. По вашему усмотрению. Из вашего прошлого.
Говоривший наливал Бурбону чай. Елена Сергеевна обернулась на голос и встретилась взглядом с Поэтом.
- СлабО? – спросил он.
- Нет. – ответила она.
- Я вынужден напомнить правила, - подал голос Бурбон, - тем более, что куратор нашего чая становится рассказчиком.- он обвел взглядом присутствующих и отхлебнул из чашки. - Немаловажно правило, упоминавшееся в самом начале вашего отпуска. Оно гласит: - Имена, если они упоминаются в рассказе, исключительно ненастоящие, даже если участник рассказа находится среди присутствующих, тем более, если участников рассказа среди присутствующих более одного. За нарушение этого правила два включения вне очереди, вне зависимости от пола, возраста и родственных связей, - хохотнул он и серьезно закончил:
- Ну и правило двух вопросов от каждого остается в силе. При этом рассказчик вопросов не задает. - Пожалуйста, Елена Сергеевна, раскройте нам тему сегодняшнего вечера.
… Вот это чудеса! Вечер точно необычный. Сергеевна впервые что-то расскажет… Анита с Оксаной переглянулись.
Елена Сергеевна сделала глоток из бокальчика и направилась к своему табурету. Спортсмен сдвинул на затылок газетную шапку, Учительница с Историком машинально последовали его примеру, а Елена Сергеевна села на табурет, переставив с него пепельницу на столик рядом с Ученым.
- Однажды одна дама была влюблена, - начала она рассказ, - и влюблена настолько, что даже ревновала объект своих чувств едва ли, как принято говорить, не к телеграфному столбу…тем более, что были это не столбы… Казалось бы – ничего особенного. Однако проблема была в том, что объект любви и ревности очень много внимания уделял другому мужчине…
- Так объектом любви был мужчина? – улыбнулся Бурбон.
Спортсмен выдал нечто похожее на сдавленный смех и сдвинул свою шапочку на лоб. Елена Сергеевна надменно глянула на него и продолжила:
- Да, это был мужчина… Мужчина, всерьез увлеченный не только мной. Вечера и ночи, которые мы дарили друг другу, я считала незабываемыми.
Мало того, что я сейчас предельно откровенна, чем, может быть, нарушаю правила отпуска, - сделала реверанс Елена Сергеевна в сторону Бурбона, не сходя с табурета, - так этот подонок даже не удосужился скрывать свою связь с другим мужчиной…
- В вашем рассказе очень много намеков на неформальные сексуальные отношения. Полагаете это правильным? – спросил Поэт.
Елена Сергеевна, не удосужив его даже взглядом, допила напиток, сменила бокальчик на пепельницу и закурила:
- Он очень много времени, очень много, посвящал общению со своим другом. Настолько много, что его друг стал мне не просто не симпатичен как человек, но даже интересен, как сексуальный партнер…
- О как! – выдохнул Поэт, осушивший свой бокальчик; так же стремительно, как и налил его за мгновение до этого.
- Видимо, это – не вопрос? – осведомилась Елена Сергеевна.
- Рассказчик не задает вопросов, - растягивая слова, проговорил Бурбон.
- Ах извините. – выдохнула в его сторону дым рассказчица, - Как бы то ни было, друг моего возлюбленного был заполучен в постель дамы…
Она замолчала, словно посвящая молчание затяжке…
- И-и? – издал звук Спортсмен, - это вопрос. Не тяните, Геевна, не уподобляйтесь Ходоку.
- И он был найден обычным. Настолько, что было дико осознавать, что любовник моего возлюбленного – обычный мужчина.
- А что в нем должно было быть необычного? – оживился Ученый и плеснул себе прямо в чай из бутылки.
- Да хоть что-нибудь, - Елена Сергеевна поднялась со своего места, подошла к Ученому, взяла у него бутылку и наполнила свой бокал едва ли не до краев. – Что мог найти в нем мужчина, который делил ночи с дамой?..
- Рассказчик не задает вопросов, - повторил Бурбон. – Дорогая Елена Сергеевна, вы можете попасть на внеочередные включения.
- Полно-те, Бурбон. Этот вопрос я задавала себе… И так и не нашла на него ответа.
- А этот вопрос задавался непосредственно любовнику? – подала голос Бухгалтер, подойдя к насторожившемуся Ученому и приняв бутылку из рук Елены Сергеевны.
- Наверняка нет. – сказал Поэт и, выдернув бутылку у Бухгалтера, наполнил свой бокал и еще два.
Он отхлебнул из своего, поставил его на столик, взял два наполненных и протянул один Бухгалтеру, а второй принес Учительнице, которая смущенно заулыбавшись, выпила залпом и вернула емкость Поэту.
- Может быть, вы действительно зря не спросили? – продолжая смущаться под взглядом Поэта, вымолвила Учительница.
- Я задавала этот вопрос. – спокойно и раздельно произнесла Елена Сергеевна.
- И каков был ответ? – обернулся к ней Поэт.
- Да никакой. Это была не более, чем отговорка.
- Как отговорка? – Ученый аж заозирался, нашел взглядом бутылку и протянул уже пустую чашку Поэту.
Тот плеснул туда не более двух глотков, гораздо щедрее проделал то же с бокалом Учительницы и вопросительно поглядел на рассказчицу.
- А как вы ставили вопрос? – радостно вклинилась Учительница.
- Может быть, надо было проследить за ними? – Ученый глядел в свою чашку, и в его голосе слышалось сомнение, не то по поводу своего вопроса, не то по поводу содержимого чашки.
- Никто ни за кем не следил, - Елена Сергеевна начала заметно раздражаться, - мы не в лаборатории, – поглядела она на Ученого, - чтобы заниматься препарированием отношений между мужчинами, как … препарированием крыс.
- Будь они даже белые и пушистые, - в полголоса проговорил Поэт и вернулся в кресло Бурбона.
- Но, позвольте, позвольте, - возмутился вдруг Историк, - что за чехарда? Мы получим ответы на уже заданные вопросы или нет?
- Вы, уважаемый Историк, как, впрочем, и господин Ученый с Учительницей, свои вопросы уже задали, - проговорила Елена Сергеевна и мельком глянула на Бурбона. – Теперь по порядку; вопрос ставился так: почему ты так много времени уделяешь этому человеку в ущерб отношениям с женщиной?
- А кем было решено, что в ущерб? – прозвучало из кресла Бурбона.
- И что такое в данном случае – ущерб? – томно промолвила Бухгалтер.
- В ущерб даваемым обещаниям, в ущерб отношениям, которые - любовь и может быть даже на очень долгое всегда. И это действительно – ущерб, чтобы мне не говорили, ущерб как наказание для женщины неизвестно за что. – Елену Сергеевну пробрало.
- Вы посчитали это изменой? – спросил молчавший все это время Ходок.
- Да.
- Они действительно были любовниками?
- Да.
- Для этого были неопровержимые доказательства, или это, все-таки, умозаключения, основанные на подозрениях.
- Это уже третий вопрос, Ходок, - вмешался Бурбон, - однако он правомочен, поэтому будем считать его моим вторым вопросом, дорогая Елена Сергеевна. Ни одного вопроса почему-то не задали девушки.
Он поглядел на притихших Аниту с Оксаной.
- У вас действительно не возникло ни одного вопроса? – обратился он к ним.
Подруги переглянулись.
- Будьте, пожалуйста, смелее в интересующей вас информации, - без улыбки сказал Бурбон.
- Почему дама, которая влюблена, - несмело начала Анита, - полюбила этого мужчину; вообще.
- Вот вопрос, так вопрос! – сказал Поэт.
Аните даже показалось в его голосе воодушевление.
- И если можно, скажите, пожалуйста, почему влюбленная дама уверена, что мужчины, делившие с ней постель, состоят в любовной связи? – протараторила Оксана, словно вдохнув воодушевления Поэта.
- Прямо милицейский вопрос. – прокомментировал Ходок.
- Да-а, - протянул Ученый, - и это всего лишь половина вопросов.
- У нас осталось от нашей сегодняшней встречи не более пяти минут, - заговорил Бурбон, - и у меня есть информация, которая должна быть озвучена для всех отдыхающих нашего санатория. Поэтому прошу всех отвлечься от задавания вопросов и уделить время мне.
… Вот зачем он так делает…возмущенно подумала Анита… Зачем заставлять нас задавать вопросы, а потом так обламывать. До чего ж Бурбон бывает иногда непонятным Он – как все мужчины...
- Дело в том, что отпуск у многих наших постояльцев заканчивается в разное время, и времени этого на сбор в данной теплой компании осталось две недели. Поэтому дни, которые нам предстоит провести вместе, как впрочем, и вечера, мы посвятим одной объемной, отчасти забавной, но зато очень интересной теме.
Бурбон помолчал, словно проверяя реакцию на свои слова, и продолжил:
- Тема называется «Перевоплощение».
- Реинкарнация? – усмехнулся Спортсмен.
- Можно трактовать и так. Изучать и раскрывать эту тему мы будем следующим образом: Все собравшиеся разделятся на две неравные команды. Одна из которых будет изображать актеров… - он помолчал,.. - то есть ставить пьесу. То есть - перевоплощаться в актеров, а вторая будет исполнять зрителей.
В рекреации началось оживление.
- Но мы же не актеры, - неуверенно проговорил Ученый.
- Ими придется стать. Всего на две недели. – ответил Бурбон.
Ходок неопределенно хмыкнул. Спортсмен с Историком переглянулись и одновременно посмотрели на Ходока, а затем на Бурбона.
… Прикольно…Оксана взглянула на подругу… интересно, а какие роли отведут нам…Анита встретилась с ней взглядом, в котором было откуда-то столько восторга, что рука Оксаны словно сама собой протянулась под столом и сжала пальцы подруги.
- Пьеса двухактная очень короткая; даже не пьеса, а пьеска, - говорил тем временем Бурбон.
- И о чем же она? – осведомилась Елена Сергеевна не без иронии, отхлебывая из бокальчика, который в ее руке таинственно не пустел.
- Это – пьеса о постояльцах одного маленького отеля, которые проводят под одной крышей вместе одни сутки, - ответил Бурбон, - называется пьеса «Пинта и Нинья», это название отеля, в котором происходят события пьесы.
- Прямо как Пиво и Ниньзя, - буркнул Ходок.
- Ходок в этой пьесе будет исполнять постояльца по имени Барон Мюнхгаузен. – весело среагировал Бурбон, - Карл Фридрих Иероним, фармацевтический магнат, остановившийся в отеле в обществе секретаря в ожидании своей беременной супруги.
- Лихо! – выдал Историк и переглянулся со Спортсменом.
- Историк будет секретарем Барона Мюнхаузена по имени Ульрих, шустрым молодым господином, перевозящим в тайне от своего босса кокаин.
- Однако, - только и сказал Историк.
- Беременную супругу Мюнхгаузена Марту исполнит наша многоуважаемая Елена Сергеевна, называемая нашим многоуважаемым господином Спортсменом «Геевной». Следующий постоялец отеля пъесы, или пьесы отеля, это как угодно, - Бурбон почему-то усмехнулся, - называется Илья Ильич Обломов, и пойдет в исполнении Поэта. Спортсмен с Учительницей исполнят супружескую пару из таможенного чиновника и его жены, и господин Ученый с госпожой Бухгалтером тоже будут исполнять супругов – хозяев отеля. Вот собственно и все персонажи. – подытожил Бурбон.
- А зрители кто? – спросила Учительница.
- Кроме меня и девушек, - Бурбон кивнул в сторону подружек, - будут другие отдыхающие нашего санатория.
- Лихо! – снова повторил Историк.
- Тексты в ваших номерах. Через две недели, а точнее за день до убытия из санатория господина Ученого, мы ставим пьесу для отдыхающих и провожаем его.
- Кого? – не понял Историк.
- Господина Ученого, - повторил Бурбон.
- Лихо! – снова выдал Историк и, с недоумением посмотрев на Спортсмена, вскочил со своего места. – А как же … - он осекся, перевел взгляд на Бурбона, затем обратно на Спортсмена и тихо закончил: - насчет нас?
- Вас пока, все равно порадовать нечем, - проговорил Бурбон. – Но это не отменяет наших общих дел. У нас осталось еще немного времени перед сном, и его вполне можно потратить на получение ответов на вопросы, прозвучавшие от девушек. Не правда ли, Елена Сергеевна?
- За оставшееся время боюсь оказаться непонятой, отвечая на эти вопросы, - ответила Елена Сергеевна.
- Ну что ж, - Бурбон сделал движение руками. – Тогда посмотрите на них через призму роли, которую вам предстоит сыграть. Беременная жена барона Мюнхгаузена, возможно, позволит сформулировать ответы короче?
- А может краткие ответы есть уже сейчас у кого-нибудь из присутствующих? – Елена Сергеевна вновь приложилась к бокальчику, который на этот раз сразу опустел.
- Не исключено. Вы спросите, - согласился Бурбон. – К тому же итог нашим посиделкам всегда подводите вы.
Елена Сергеевна поставила бокальчик на стол и повернулась к поэту со словами:
- Может быть, ты дашь ответы на эти вопросы? Кратко.
- Ага, тезисно, - ответил тот. – вопросы были заданы тебе.
- Тогда расскажи историю, время на это есть. Только все равно кратко. Тезисно. Пожалуйста, не откажи в просьбе беременной женщине.
Елена Сергеевна насмешливо глянула на Бурбона:
- Я уже смотрю на вопросы через призму роли беременной жены фармацевтического барона. И прошу об одолжении, - она вновь поглядела на Поэта.
- Однако осталось всего полторы минуты. Можно ли что-то успеть рассказать за такое время? – с сомнением проговорил Бурбон.
- Можно. – ответил Поэт, - для Елены Сергеевны все можно. Я прочту письмо другу, с которым очень давно не виделся; оно короткое:
- Привет Юджин! Тут вот что со мною случилось. Я вышел на лестницу выкурить сигарету. За окном черная речка убегала в поля, оставалось шесть с половиной часов до рассвета – в голове сидел Пушкин и онегинские «ля-ля». Знаешь, Дружище, вся череда событий – время от времени происходит не так. Обрывки снов. Воспоминаний. Открытий. Оставляют со временем водяной знак. И если на свет поглядеть немного, проверяя купюру на подлинность, то тогда за черной речкой и к ней по дороге происходит дуэльная белиберда: Ленский стихи на кону не пишет. «Пронзенный стрелою» Пушкин лежит. «Данзас подходит»: он еще дышит; Зарецкий следом почти убит. Что день грядущий нам приготовит. Спит безмятежно Ольга, спит Натали.. Одна – идеал, другая – не только.. Две ипостаси одной любви… Из-за которой, Юджин, сейчас. Закурю; подожди; сигарету; главная тема пошла, чувак… Извини, помнишь – она на меня смотрела? А я еще говорил.. нет, не так. Помнишь как она на меня смотрела? Знаешь, я говорил: - ну и пусть.. Теперь я стал обладателем ее тела, и об этом с тобой делюсь. Я сочинил себя Байроном позже, сделав изрядный жизни глоток; я наши жизни все же продолжил. Ровно на столько, на сколько смог. День от рассвета и до заката – мой упоительно праздничный бал. Вечером ранен смертельно, ребята; утром, с похмелья не оживал. Только купюра без номинала. Эта купюра останется вам. Ты это знал, и она это знала. Боже! Храни меня, мой талисман… Прости, я прощаюсь. Пока – все такое. Вместо постскриптума слушай, Юджин, ты нарисуй ее, что тебе стоит…? Ты же – художник … Ладно. Потом.
О чем это он?... Анита подумала, а потом спросила подругу… о чем он?
Та не успела ответить.
- Время вышло. Прошу всех отдыхать. Время следующего вечера каждому из вас сообщит Елена Сергеевна. – прервал Поэта Бурбон, - но первый акт ваших ролей как минимум должен быть у вас в руках, когда мы снова увидимся за чаем.
- Если честно, - прошептала Анита подруге, - я так и не поняла, удался вечер или нет.
- Да брось ты забивать этим голову, у нас с тобой еще целое сегодня.
Люди в рекреации№ задвигались, газетные шапочки были сняты и брошены в угол. Все потянулись к выходу; кто в полголоса беседуя, кто в молчании,, а Анита с подружкой уже зная, чем займутся.