Глава 8,55.
Трамвай испустил электрический дух и замер посреди Светлановской площади.
Стечник не помнил утра. Пробуждение с умыванием и заходом на унитаз возникли в памяти, как во сне. Весь день до вечера он жил ожиданием выхода за периметр.
Они покинули с Ходоком вагон, и Андрей закурил. Сегодня важный день; в здравом уме и твердой памяти он собирался смотреть на семью. Свою семью, в которую, как он теперь понял окончательно и бесповоротно, ему дороги нет. По крайней мере, в том виде, в котором он сейчас курил. Курить не хотелось, но было нужно. Хранить спокойствие сейчас каким-то иным способом Андрей не мог. Ходок пообещал переодевание в более подобающий вид, по сравнению с тем, в котором оба сейчас пребывали. Потом необходимо было помочь Ходоку в его предприятии, о котором он умалчивал до сих пор.
- Ты все увидишь, - повторил он утром давешнюю фразу, - наберись терпения.
Терпения-терпения, повторял про себя Стечник; сколько же его нужно, чтобы все это терпеть.
Они пришли в знакомый дом, открыли коричневую без номера дверь и вошли. Опорожненная накануне бутылка так и стояла на столе. Сняли плащи, обрезки джинсов. Ходок строго проконтролировал, чтобы Стечник убрал штанины соответственно карманам плаща и так же разложил прищепки.
В самой большой комнате этой холостяцкой берлоги, казавшейся Андрею теперь преддверием рая, он, улыбаясь, осматривался, пока Ходок копался в шкафу в поисках подходящей одежды.
Над диваном, на котором уселся Стечник в ожидании облачения, на гвозде, вбитом в стену, висела кобура от маузера. Андрей коснулся пальцами ее деревянного тела, и бросив взгляд на Ходока, сдернул ремень с гвоздя. Кобура была пуста. Из отверстия под рукоять ничего не торчало. Кнопка под крышкой плавно и туго, как новая, поддалась, и вскрылось деревянное чрево убежища одного из самых легендарных пистолетов.
- Это от маузера матроса Железняка, - заметив манипуляции Стечника, сказал Ходок, - он тут неподалеку в Пушкина пристреливался... Шутка… да машинку коллеги твои изъяли, как вещдок, а кобура осталась.
Он хохотнул, разглядывая штаны, извлеченные из шкафа:
- Шутка… Держи.
Штаны чудовищно малинового цвета в мельчайший рубчик повисли на плече Андрея. Он стряхнул их на диван, закрыл кобуру и только сейчас обратил внимание на деревянные вставки в ее корпусе. Неведомый умелый мастер скрепил когда-то треснувшее дерево швами совершенно другой породы, вогнав их так, что кончика иглы не вставить в зазор. Швы затерлись и потемнели. Вот ведь мастак, подумал Стечник; с каким терпением надо было вытачивать все эти детали; чтобы не только комар носа не подточил, но и по башке можно было б ударить так, чтобы не испортить оружие...
- Под левшу кабура, - сказал Ходок и бросил Стечнику куртку с рубахой.
Напялив малиновые штаны и куртку из лоскутов темнокоричневой кожи поверх зеленой клетчатой рубахи, Стечник оглядел себя в зеркале и понял, что обувь при таком наряде может быть любая. Ходок нашел для него в коробке на шкафу рыжие остроносые туфли на тонкой подошве, и критически окинув взглядом молодого мента, заметил:
- В пижаме ты, конечно, выглядишь более здоровым, но в данной ситуации это значения не имеет.
На себя Ходок надел армейский бушлат, прямо на голое тело, а поверх пижамных штанов флотские расклешенные брюки, заправив их в сапоги на молниях.