Петра Серафимовича Кузнецова уже с нами нет.
Хочется, чтобы память о нём осталась, поэтому помещаю его последние, ещё не опубликованные стихи на ваш суд...
Часть первая.
***
Я был лентяем. С добрым снисхожденьем
Врагам безмолвно щёки подставлял.
К ним относился с лишним уваженьем
Как будто бы и впрямь их уважал.
Кому нужна такая деликатность?
Барбос ещё барбосистее стал.
Нет. Тяжела душевная опрятность.
Нелёгок христианский идеал.
А отвечать «по морде» - не научен.
И всех мне жаль за это христиан,
Ведь их кулак к ответу не приучен.
Есть в этом правда, но и есть обман.
Ну что ж, Барбосы, вам-то, чем гордиться?
Коль нет извилин, то и жизнь проста.
Мне за себя, да и за вас стыдиться,
А жаль за всех распятого Христа.
***
Мила мне хижина простая
Родной и скудный отчий дом.
И в нём молясь, любя, страдая
Не бредил негой и дворцом.
Построил сам из всех остатков,
Что оставались от дворца.
Не брал взаймы, не знал задатков
И не судился у Творца.
Нет, не поведаю, а скрою
Каким трудом всё создавал.
Я - этот дом назвав судьбою,
Душой и сердцем освящал.
И никому ничто не должен,
Лишь слово, взяв себе в удел,
Зажёг свечу во тьме, спокоен,
Останусь честен, буду смел.
***
Колокола набатом дрожью
Звучат без темы день и ночь.
Вот я прошёл по бездорожью
Себя унять и превозмочь.
Сокровищ много, только надо
Им всем название найти.
Мне не нужна ничья награда,
Ни чей-то посох на пути.
Нет, не гордыня движет дланью,
А Божий дух Святой Руси.
Я всё ей отдал ранней ранью
Скажу ей, Господи Еси.
А кто поверит в век развратный,
Покрутит пальцем у виска.
Я не уйду на путь обратный
Взглянув на падших свысока.
И дай мне, Боже, только силы
Зубами дай не заскрипеть,
А разве сердцем вам не милы
Берёзки, чтобы им не петь?
Кого мы ждём в базарном лихе?
Кого клянём, боготворим?
Как раб скажу вам тихо, тихо:
«Поверьте, Родине, - не им».
***
Всё куплено, всё продано и даже
Уже давно распродан интеллект.
Но ничего нет отвратительней и гаже
Когда торгуют тем, чего и нет.
Таков наш век в прозрачности обмана.
Я лист возьму, тетрадный белый лист,
Во мне незаживающая рана,
Он лечит тем, что так по-детски чист.
Какая цепь случайностей открыта,
Где Чичиков попал б в ученики,
Где Чиркизон под свинское корыто
Всем выдал подмосковные плевки.
На то и власть, чтобы в упор не видеть,
Что на носу её большой лишай.
Всё продано – нельзя себя обидеть.
Богат ещё пока Российский край.
Вот предки нас когда-то обучали
По городу мошенников возить,
Да чтоб они в своё дерьмо ныряли,
А чем же наших можно отучить?!
Сердце.
Конечно, лучше слыть бы оптимистом,
Писать про то, что сердце веселит.
В стихе простом облизано-игристом
Который ничего не говорит.
Но сердце всё же, вопреки законам
Пробьет свой такт, умолкнет навсегда
Под милым мне Российским небосклоном
До самого, до Божьего суда.
Не замолчи, побейся, постарайся.
Ещё немного надо потерпеть.
Тебя ль учить – невзгодам не сдавайся,
Не дай груди навек осиротеть.
Я скромности твоей не возвеличу.
Не дам интригой ложной заболеть.
Только лишь немного увеличу,
Чтобы могло всё лучше рассмотреть.
Думы.
Светлеет утро. Иней подморозил
Февральской ночью лужи под окном.
Я думы тишиною успокоил,
О позабытом, прошлом, о былом.
Иду один и не с кем поделиться,
Что так волнует, что со мной живёт.
Постой, душа, кому же нам молиться,
Спрошу того, кто нас с тобой поймёт.
Сейчас себя вверяю откровенью,
Я знаю, что оно не подведёт.
Нельзя солгать себе и вдохновенью,
Тому, кто сердце за собой ведёт.
Давай, с тобою, подведём итоги.
Под прошлым в жизни подведём черту.
Поймём, куда нас завели дороги,
А крылья – на какую высоту…
Наивными мы были и другими.
Где власть держала крепко партбилет,
Распоряжаясь судьбами людскими
В единогласье строек и побед.
И кодекс коммунизма изучая,
На весь себя хвалила белый свет.
От урожая нас вела до урожая,
А мы всё шли и шли немало лет.
Когда же Запад «загнивал» безбожно
У нас спокойно догнивал «застой».
Всё воровалось, только осторожно.
Политбюро тряс челюстью вставной.
Когда рулить рука его устала,
А Ельцин был до крутости хмельной,
Отчалив с Беловежского причала,
Поплыл «Союз» разбитою ладьёй.
И затрясло Россию в лихорадке
За то, что строила так долго коммунизм,
Оставив опыт, где в «сухом остатке»
Цыганской картой выпал бандитизм.
Скажу, как перед Богом, не хотелось,
Перебирать «промозглое бельё»,
Если б это ржавчиной не въелось
В судьбу России, в прошлое её.
Снова дорог Иосиф Джугашвили,
Где красное от крови колесо –
Терзало Русь; а мы её любили,
И в нас оно багрянцем проросло.
Да кто же против сказок коммунизма?
Ну, кто же против «социальных благ»?
Но почему под топот демонизма.
В России всё же царствовал Гулаг.
Что говорит портрет «Иосиф Сталин»?
Кого не помянули в сорок дней,
«От Москвы до самых до окраин»
Помянут будет Родиной своей.
Всегда тираны властвуют толпою.
Ей нужен пряники и конечно, кнут,
Когда её железною рукою
То Ленины, то Сталины ведут.
И будет так в Земле необозримо
Ни тиран в ней не исчезнет, не корысть.
Их торжества порок неумолимо
И бездною его не затворить.
Но я люблю Отчизну не за это,
Как гражданин, как сын и как солдат
Сейчас хочу сказать строкой поэта,
Что я нею я всегда и ею я богат.
Она мне тоже отвечает нежно,
Взмахнув ветвями трепетных берёз,
В одежде древнерусской, безмятежно
Обид не помня и пролитых слёз.
В том поколенье были мы другими.
Забыть бы это, да забыть нельзя.
С надеждами и очень молодыми
И в эндшпиль пешкой метили, в ферзя.
***
Нет, не страшит закрытый календарь.
Что дальше ждать – рассвет или беду.
Когда придет таинственный декабрь
В две тысяча двенадцатом году.
Изменится ль вращение земли?
Сотрётся ли граница эволюций?
Насытятся ль «Земные короли»
Роскошеством обманчивых конструкций?
Нет, им не той страшиться надо даты
Пусть их гнетёт неправедная мзда,
Коль пред людьми и Богом виноваты
В возмездии забытого суда.
Для них тот год две тысячи двенадцать.
Он рано или поздно, но придёт
За грабежа безудержную алчность
Когда-то, но Всевышний воззовёт.
Пока ещё жив призрак заблужденья,
И «Мёртвых душ» сожжённые тома.
И ждёт ещё Россию освященье
И нищая не сброшена сума.
***
А утром безмолвно новы
В рассвете холодном сиянье
Все льдинки в платке синевы
В весеннем своём обаянье.
Недолог их век молодой,
И вот они медленно тают
По капельке с талой водой
Неслышно в ручьях убегают.
Убегают, чтоб снова явиться
Туманом в далёких краях
Или дождями пролиться
Из тучки на хлебных полях.
В осень снопом урожая,
Над колодцем, в ручье, в роднике
Солнцем в теченье играя
В давней, как детство, чистой реке.
Нет её в мире роднее
Меж тенистых её берегов
Парус ли где-то белеет
Иль тянется сеть рыбаков.
***
Снова утро. Светило полыхает.
Над городом вставая, надо мной.
Увы, его никто не замечает,
Все заняты обычной суетой.
О, суета, сует, как неизбежность
Мелькают только спицы колеса.
И гонит нас постылая поспешность,
Да с сожаленьем смотрят небеса.
«Быть или не быть?» так вопрос поставлен.
Да, всё же был философом Шекспир,
А я сегодня вижу, как прекрасен
И хрупок этот неоглядный мир.
Царица «Тамара».
От кого и куда вы бежите
Обрести ли себя, потерять?
Только то, чего ждёте, - не ждите.
От себя не уйти, не сбежать.
В том ли замке «Царица Тамара»
«Словно ангел небесный жила»?
Не понять от хмельного угара:
Куда молодость нас завела.
Повторенье, сейчас повторенье
И уже без царицы моей
Только быт, да с собой примиренье
Под обузданность давних страстей.
Только всё же «Царица Тамара»
Будет сниться ещё по ночам.
Я скажу: «Ты была мне не пара.
Пара то, что не знаю я сам».
***
Что гонит нас по замкнутому кругу,
Вокруг себя не видя ничего…
Мне тот окажет добрую услугу,
Кто знает тайну странную Его.
Волной стремится время мимо, мимо
Далёких звёзд невидимый полёт.
Зачем же так оно неумолимо
Не просит, не страдает, не зовёт?
И нету там ни дня ему, ни ночи
Одна лишь вечность на его пути.
Как хочется сияющие очи
Его в себе навечно обрести.
А мне сегодня из немых абстракций
Новый день и веточка сирени,
Да этот белый, белый цвет акаций
В магнолиевой майской светотени.
А мне опять в весеннем искушенье
Заря слагает вечный свой мотив.
Так здравствуй же, приволье и цветенье
И тайных вод сверкающий разлив.
Выдержки из статьи доктора физико-математических наук Л. Лескова. Журнал
«Наука и религия» № 9 2004 г.
«…Парадоксальность взаимоотношений науки и религии в том, что наука, находясь с религией в вековом противостоянии, те не менее формулировала многие свои идеи под прямым влиянием вероучения. Именно таким путём основоположники классического естествознания: Галилей, Декарт, Ньютон ввели в науку фундаментальные принципы абсолютных истин, абсолютного достоверного знания: концепцию двух взаимно дополняющих аспектов мира – материи и духа и другие. Эйнштейн, работая над теорией относительности, опирался на теорию пантеизма Спинозы. Влияние религиозной мысли можно проследить в квантовой теории.
Автор теорем множеств Георг Кантор, признавался, что к её созданию его подтолкнули размышления над смыслом христианского символа веры о триединстве Бога.
Примечание: Пантеизм – многобожие.
Философия формулы.
Чёткость формул и их выраженье
Я упорно учил много лет.
А теперь вот закралось сомненье
В Икс плюс Игрек равняется Зет.
(X + Y = Z)
Тот кто ставил под знак интеграла
Кошелька неуёмную светь,
Как же чрево его обожало,
Чтобы всё остальное забыть.
Как коварна улыбка Иуды,
Как прельстителен денежный звон.
Их по сейфам несметные грузы
И бумагами тысячи тонн.
Что – хвала им за их изворотность
Только честь я труду отдаю
За его, за святую покорность,
За крестьянскую долю свою.
А хотелось бы алгебре снова
Хоть минутку одну посвятить,
Но скажу вам под честное слово –
Ничего бы не смог упростить.
Вот какое оно выраженье
И другого, поверьте мне, нет.
Пусть тогда не терзает сомненье
В X + Y = Z.
В это утро, где высь голубая,
Где такая в душе благодать,
Боже мой, я тебя познавая
Даже слова не смею сказать.
Примечание:
- Иуда носил с собой денежный ящик, затем он же приобрёл 30 серебряников.
- Интеграл – сумма всех величин какой-либо одной функции.
- В X + Y = Z – символическое понятие базовых истин. Здесь я в абстрактной форме даю понять, что любая истина – проста и не подлежит, как многое в наше время пересмотру и изменению.