Когда восставшие, окружили бетонный Дворец, а все, кто оказался во Дворце, с ужасом вспоминали сцены народных зверств, вычитанные у Карлейля, Диктатор, не обращая внимания на стрельбу, вышел на балкон и голосом, усиленным тысячью громкоговорителей развешанных на площади, обратился к восставшим:
«Вы называете меня Диктатором, извергом, людоедом, зверем. Возможно, вы и правы. Но я скажу вам вот что! Я бы также как и вы, хотел жить в цивилизованной стране - фотографироваться с детишками, жать руки другим Президентам, ездить на всякие там, саммиты и переговоры.
Но я вынужден править нашей сраной страной. Страной, ставшей такой, какая она есть, после столетий убийств, грабежа, обманов, эксплуатации наших общих предков друг другом.
Что вы знаете о нашем внешнем долге? А что вы знаете о нашей армии? А о военной угрозе? А о коррупции среди чиновников?
Сейчас я прикажу полиции и армии прекратить стрельбу и открыть ворота Дворца. И любой из вас, вы слышите – любой из вас, кто захочет одеть на себя эти вериги, сможет спокойно подняться ко мне на восемнадцатый этаж и пустить пулю в голову. Вы видите, я, положил руку на сердце – я с радостью избавлюсь от этой невыносимого напряжения!"
Ровно, через час, с площади неслись приветственный крики «Президента! Президента», тайная полиция получала нагоняй и инструкции, а придворные лизоблюды, поздравляли Диктатора с «победой над чернью, достойной пера Макиавелли». Но в этот раз, Диктатор не стал, как обычно отшучиваться, а очень серьёзно заявил:
«Мне помог не Макиавелли. Мне помогла книга Иова" и начал цитировать на память: "Препояшь, как муж, чресла твои: Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне. Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь..."