...Ещё сведёт пространство воедино
и сон, и явь, и берега морей.
– Как звать тебя? – спрошу.
– Екатерина...
...Есть что-то большее, чем срок, граница,
чем видимое глазу вдалеке.
Возможность знать – и не остановиться
в своей всепоглощающей тоске.
Ещё вернётся всё, ещё вернётся –
и северной столицы сквозняки,
и бледное дымящееся солнце,
и тяжесть замерзающей реки,
пока ноябрьский август побережья,
имперский сон и музыка в груди
тебе напоминают, как и прежде,
о чём-то, что осталось позади...
"ноябрьская эпистола" (Мария Маркова)
http://www.stihi.ru/2009/11/19/2031
***
На берегу замёрзшего канала,
где зябнет даже вековой гранит,
застыв, как камень, девочка стояла –
"имперским сном" она, казалось, спит.
Уже дугой вздымался мост Дворцовый,
чтоб не мешать проходу кораблей,
а девочка роняла слёзы в воду, –
дрожащей точкой отражаясь в ней.
Не помнила ни месяца, ни года,
но что-то бормотала о мячах...
И серебро стекало с небосвода
и застывало на её плечах.
Невыразимой болью отдавалось
в осенних кронах каждое словцо –
и боцману на судне показалось
таким знакомым детское лицо.
И два гудка, ворон вспугнув на шпиле,
остановили сумеречный бред –
и моряки на барже угостили
девчонку тем, что было на обед.
И девочка, найдя себя в каюте
под толстым слоем синих одеял,
спросила тихо:
– Ну скажите, люди,
кто вас меня забрать с причала звал?
Есть что-то большее, чем вермишель по-флотски,
чем выколотый якорь на руке! –
и утонула, как ведро в колодце,
"в своей всепоглощающей тоске".
И старый боцман, гордость "мореходки",
один из всей команды понимал,
что значит мячик – и поплыл на лодке
туда, где он девчонку подобрал.
...Чернело небо северной столицы
и сквозняки закручивались в рог –
но старый боцман, стреляная птица,
так просто сдаться трудностям не мог!
Неверья лёд собою протараня,
судьбы отважной напрягая нить:
– Как звать тебя? – её спросил он.
– Таня...
– Держи свой мячик, хватит слёзы лить!