Докатились до села вести об обязательной коллективизации. Собрались треушцы на сход, курят, «будущую жисть» обговаривают. В зачинщиках опять же Родион, но держится не особняком – на Якова да на Семёна кивает.
Обсуждают, как новую колхозную артель назовут.
- Надо, - кричит Родион, - чтобы обязательно какой-нибудь «путь» был. Во всех соседних селах так называют.
- «Путь вперёд», - предложил кто-то.
- «Вперед» уже есть. У двуушан. – объявил Родион.
- Так че, назад, что ли?
- «Назад» нельзя. Это уже контра.
Стали предлагать разные варианты: и «направо», и «налево», и даже «в сторону».
Яшка предложил назвать «вкривь», Семён – «вкось».
Эти предложения были отметены поганой метлой как уклонистские вместе с любопытствующей чернявой собачонкой. Страсти накалялись.
И тут кто-то выкрикнул:
- «Путь вослед»!
Все замерли.
- Вослед чему? – ревниво прицепился Родион.
- Ну, этому, этим… Марсу и Энглицу…
Вопрос был решен.
Официальное название треушского колхоза «Путь вослед Марксу и Энгельсу» было занесено в протокол.
Остро встал вопрос о председателе.
Предложили кандидатуру Яшку Цифиря, но отклонили как подозрительную. Семен взял самоотвод. Родиона никто не предлагал, как он ни пыжился.
И тут опять кто-то выкрикнул:
- А давайте Недбайло позовем! Григория!
Сход одобрительно зашумел:
- А чего? Он мужик работящий, и артель потянет.
Родион было пытался возражать, но его перекричали. Яков с Семёном сидели молча. Решили – после схода идти всем к Недбайло, просить его сесть в председатели.
Долго обсуждали, что и сколько вносить в колхоз – все до ниточки или же по возможности. На первый раз решили ограничиться минимумом: скотина – одна голова, птица – две.
Матвей Сыромяткин предложил отдать колхозу свою жену. Матвею отказали.
- Жену, - сказали ему, - ты и так обязан в колхоз привести. Коли ты колхозник, то и она – тоже колхозница. А отдай ты взнос в виде козы своей, Рюхи.
- Да она ж безрогая! – упирался Сыромяткин.
- Колхозу не рога нужны, а пух и вымя!
Цифирю присудили привести в колхоз петуха с курицей, Голощупову – овечку и шашку с ножнами.
- Шашку не отдам, - набычился Семён, - это боевая семейная реликвия.
- Отдашь, - отвечали ему, - знаем мы, какая у вас она боевая. А в колхозе с ней пастух будет ходить, колхозное стадо от волков оборонять.
Григорий Недбайло, когда, наконец, понял, чего от него хотят, долго молчал, потом махнул рукой:
- Как хотите. Председатели так председатели. Но чтобы у меня – ни-ни! – погрозил он кулаком. – Завтра с шести утра принимаю вашу скотину по списку. Список очередности будет висеть на воротах.
На следующее утро к дому Недбайло выстроилась вереница треушан с блеюще-ржуще-кудахтающим добром. Каждый, передавая дюжим сыновьям Григория свое имущество, почему-то сам за нее и расписывался в новенькой амбарной книге.
Расставшись с добром, они долго толклись у ворот, не зная, что им делать дальше. Наиболее назойливых Недбайло отправлял домой с наказом:
- Нужен будешь – позову.
Однако, дни шли за днями, а новый председатель коллективного хозяйства «Путь вослед…» никого так и не позвал. Мало того, в два дня дюжие работники обнесли внезапно разросшееся подворье Недбайло двойным забором.
Долго терпели треушане, с надеждой поглядывая в сторону тесовой крепости председателя.
Терпение лопнуло как осколочная бомба. Меньшой сынишка Цифиря пробегал мимо недбайловской усадьбы и вдруг встал как вкопанный, увидев, что младшая дочь Григория облупляет крашеное яичко. Само по себе, вроде, не удивительно. Но дело в том, что только цифирская курица-пеструшка умела нести такие вот крашеные яйца.
- Отдай! – пошел малец на девчонку. – Это нашей курицы яйцо!
- На-кось, выкуси! – нырнула та за ворота. – Была ваша, а стала наша!
Парнишка – в рев, побежал жаловаться отцу-матери. Яков вскипел, побежал к Семёну. Тот с болью вспомнил семейную гордость – боевую шашку, вместе двинули по соседям.
Вскоре возле дома Недбайло ульем гудело все село. Треушане колотили в ворота ногами и палками, кричали матом и плевались в сторону окон.
Тут же бесновался и Родион Разносольцев.
- Петуха мироеду! – кричал он. – Красного петуха лже-председателю! Говорил я вам, нельзя выбирать этого буржуя!
Дело завершилось до смешного просто. Недбайло из засады затребовал властей – председателя сельского схода – Митрофана Грызлова. Ворота узенько растворились, пропуская Митрофана для переговоров. Минуты через три тот вышел обратно, за ним брякнули пудовые засовы.
- Все, братцы, - сказал Митрофан, - колхозу кирдык.
- Как так? – зашумели вокруг. – Пусть вертает добро!
- Шиш нам, а не добро! – отрезал Грызлов. – Вы, когда курей-лошадей отдавали, расписывались?
- Ну, расписывались…
- А знаете, в чем вы расписывались? – Захохотал вдруг Митрофан. – В том, что вносите добровольную без-воз-мезд-ную помощь особо бедствующей семье Недбайло, и претензий к возврату своих взносов не имеете…
Народ на мгновение замер, а потом вдруг тоже разразился спасительным, дружным смехом. От дома Григория шли всем гуртом, хохоча и ёрничая друг над другом, долго волынились по улицам. Кое-какие сходки перешли в гулянки, тут и там взревели гармони, полился самогон.
Народ гулял тризну по не родившемуся колхозу «Путь вослед…»