Она все просила слив и чуть-чуть черешни.
Она умерла давно и уже не страшно.
Он после бродил неприкаянный и нездешний,
Рассыпав корзину слив по листве вчерашней.
Я слышал: ночами он выл, безутешно грешен,
Я видел, как память его с ним сводила счеты.
Сквозь пальцы сочилась лиловая кровь черешен,
Сливовая слизь синевой заливала щеки.
Когда же листву перемежило снежной ватой,
А я доставал из кладовки коньки и санки,
Он сгинул, виною черешневой виноватый,
Сливовая совесть сточила его останки.
Наверное, он весною пророс, счастливый,
По каплям из небытия выжимая силы,
Зеленоязыким побегом китайской сливы
В махровом черешенье возле ее могилы.
К чему это вспомнил? Не спится и холод дикий,
А ветер такой, что вот-вот оборвет карнизы.
Что, милая? Хочется персиков и клубники?
О Господи, как надоели твои капризы!