I
в полуслепые провода
врастают стаи,
а я меняю города,
мосты меняю.
мне безразличны имена
чужих и бывших.
уже отчаявшись догнать
тебя, забывший
обо всем, лечу на голос
каких-то брошенных детей
через размеренную морось
в беспечно-стылой темноте.
а осень лупит по плацу,
как твои руки – по лицу.
II
я становлюсь похожей на рояль
всей беспросветно-перемерзшей кожей.
снимаю шелушащуюся сталь
своей чудовищной одежды. или, может,
доспехов, лат, чего-то там еще
и не могу никак остановиться.
она скрывает свое белое плечо
и вскидывает, словно руки, спицы -
я враг ей. я покинула ее. однажды.
она летит как самолет бумажный.
так трепетно, легко и высоко,
моя испуганная стая –
любимая, спокойная, родная,
средь скопища колючих облаков.
III
я ждал тебя. одну. так долго,
что вмерз в кривую немоту,
втыкал в запястия иголки,
к двери бежал на каждый стук.
ты не пришла. я благодарен
тебе за это. и сейчас
среди чужих промозглых спален
я умираю, как свеча.
и слышу споры пошлых муз
о том, как служат им. кому
служить всю жизнь и мне,
с кем быть на вы, с кем гаснуть рядом.
патроны их горячих взглядов
летят стремительно к спине.
IV
в городе нашем звезды стекаются
в немыслимое количество.
я прихожу извиняться и каяться,
ваше величество.
я задыхаюсь вне положения
на ваших галактиках.
что это: замкнутое движение
или статика?
вы никогда не стреляете мимо,
а точно в цель.
все, дорогая моя, любимая,
в вашем лице.
я не хочу больше ни видеть вас, ни любить.
ибо измучен. испит. обезвожен. убит. разбит.
V
октябрь путает расклады
и стелет лед.
она единственным снарядом
меня убьет.
или разрежет мне трахею
тупым ножом.
я буду счастлив. как умею.
и хорошо.
а лампа путает известку
на потолке.
она размешивает звезды
в своей руке.
и так убьет меня. к утру.
но без нее я сам умру.
VI
сегодня начинается зима.
я снова начинаюсь с нею вместе,
а небо прячется в карман
моей застенчивой невесте.
она бежит, как бледная волна
ко мне навстречу. так прекрасна,
что город улетает к нам,
как перепутанные астры,
и, напрочь сбив аэропланы,
он застилает нам окно
бескислородной пеленой
и нежно сковывает рамы.
я снова чувствую, что жив.
она бежит ко мне. бежит.
VII
в железной одержимости тобой
я дохожу до прочерка. до края.
до крови. как чахоточный больной
себя по миллиметрам разбираю.
а ты такая, что галактики горят –
обожжены у двух медведиц лапы,
а у меня ракеты и моря
летят, как будто звезды, на пол.
и что же делать мне с тобой –
непостижимой, одинокой, милой.
ты машешь мне, как маятник, рукой.
и субмариной проплываешь мимо.
по белоснежным перекатам вод.
как выжить среди этого всего?
VIII
Корделия, приди ко мне,
мечта моя.
теперь я на излете дней
зову тебя.
я беспощадно одинок,
как старый тис.
на острие предсмертных строк
король повис.
я весь – огонь. обрыв. ожог.
не обвиняй их. этот род
пусть будет проклят. хорошо,
что я взошел на эшафот,
что я безумен и доверчив.
но умирать мне будет легче.
IX
все кончено. Испания горит,
как поздняя рябиновая завязь.
теряю красоту Его. на крик
срываюсь. маюсь. разбиваюсь.
и замираю. мой Конкистадор
так малодушно бросил поле боя.
я погибаю в пекле, словно торф
чужих болот за тридевятым морем.
отряд вчера ушел. Бог весть
куда. замедленно болезнь
меня съедает до кровавой рвоты.
мне ненавистно в этой темноте,
самозабвенно ожидаю тех,
кто не вернется из крестового похода.
X
Принцесса сказочно мертва,
я тоже смертью заболею.
уже пугающе крива
Ее белеющая шея.
Она красива и сейчас
в своей бессмысленной болезни,
но белизна Ее плеча
уже для мира бесполезна.
я буду с Ней. я верен Ей,
как лучший в Ее свите рыцарь.
среди камей, среди камней
мы обесточим наши лица
в заформалиненном бреду.
когда-нибудь нас с Ней найдут.
XI
она плывет несчастным мотыльком,
как островок через густое море.
и от меня так странно далеко,
как мазовецкое чернеющее поле.
я не могу ее позвать или догнать
попытки беспощадно-бесполезны.
моя волнообразная спина
похожа на недвижимое кресло.
здесь ночь не отличается от дня.
и талые ее колокола
когда-нибудь избавят от меня
холодную потерянность палат.
средь них теряюсь я. мне некого винить.
все решено – я разрываю нить.