Самое честное — это когда вместо крови по венам, как по рельсам, бежит трамвай,
Стучит колесами, искрит проводами, замирает камнем на остановке в твоей груди,
Это когда все твои самые жалкие и ничтожные «не забывай»,
Когда все твои самые бестолковые и слезливые «не уходи»
Собираются электричеством в пальцах, искрят, бьют окружающих, словно ток,
Когда ты горишь, как новогодняя елка, как китайский фонарик, как купальское колесо,
Когда ты думаешь, что пошло оно, разумеется, к черту и какой от этого толк,
Когда подставляешь дождю обожженые губы, подставляешь небу обветренное лицо,
Когда у тебя внутри звездопад, листопад, цунами, цветение ландышей и еще какой-то горячечный бред,
Когда ты замираешь под ее окном, оглашенный, оглушенный, забытый, брошенный,
Уверенный в том, что все дороги ведут сюда, и других дорог в этом мире нет,
А под сердцем в пустом стакане отбивают барабанную дробь горошины,
Это правдиво, парень, и это и есть вот то самое «самое то»,
Самое честное, что может солучиться с тобой на этой не слишком простой и пустой планете.
А потом? Да что там потом. Ты взрослеешь, умнеешь, меняешь пуховик на драповое пальто,
Учишься носить рубашки вместо футболок, следишь за курсом евро и доллара, помнишь все, но забываешь при этом обо всем на свете.
Взрослеешь, умнеешь, мудреешь, следишь за городом из окна своего авто,
Треть жизни проводишь в пробках, пол жизни пытаешься обогнать кого-то,
Живешь и думаешь, все время думаешь: Господи, все и везде не то,
Так что я забыл, и где я забыл это самое что-то?
А потом, однажды, может быть, ты просто увидишь ее окно,
Вспомнишь шуршание листьев под сапогами, робкие поцелуи на задней парте,
И слабое сердце конечно же скажет, что ему уже все равно,
Но что-то там, в груди, засаднит, забьется так сладко, так больно и прединфарктно...
А потом, как в сказке, пьяный монтер перережет что-то и вырубит свет.
И тебя уже нет.