Звезда полынь 2003

Анджело Наттини
Книга четвертая. Грезящая душа.

ПОЭМА О КОЛИБРИ
1
Перо колибри, вырванное ветром,
Умчалось за гряду скалистых гор,
Перелетело и, упав на землю,
Осталось там нетленно до сих пор.
……………………………………..

Перо в хвосте – и птичье украшенье,
Чтоб привлекать к себе и побеждать…
А также – инструмент и вдохновенье…
И без него не спеть и не сыграть.

Зачем оно ? Спросите у колибри,
Что тихо стонет в чашечке цветка:
« Уж лучше бы меня совсем убили,
Тогда б душа моя была легка,
Тогда б не знал предательства супруги
И не терпел изгнанья своего…
Моей души разорваны все струны,
И нет желаний, кроме одного…»
2
Ты улетела от меня,
Моя весёлая колибри…
Когда-то, хвостиком звеня,
Мы танцевали в небе, плыли
По морю радужных цветов…
Мы целовали ночь, и звёзды
Вкруг нас водили хоровод…
А утром нас пьянило солнце…

Ты улетела… Одного
Меня оставила на свете…
А вся вина моя: перо
Из хвостика похитил ветер…
О, где перо моё теперь?
Светло-зеленое с лиловым…
В цветке холодная постель
Осталась мне последним кровом.
3
Цветку пригрезилась душа
Судьбой забытого колибри…
С душой цветка она жила
В замедленном едином ритме…
С душой цветка она плыла
Над жизнью молодого сада…
Она свободною была:
Ей больше ничего не надо…
1998

ВЕСЕЛЫЙ ГНОМ
Весна пришла, и скоро в моем сердце
Потянется спросонья странный гном,
Вслепую в темноте отыщет дверцу
И обретет весь мир, как новый дом.

По лестнице, в галоп, через ступеньки
Перелетит в обнимку с мотыльком
И побежит по лужам, по скамейкам
Вперегонки с весенним ветерком.

Набегается всласть и лишь под вечер
Вернется, чтоб мою развеять грусть,
И все свои перечисляя встречи,
До самого утра не даст заснуть.

А утро вновь начнется с развлечений…
Но вскоре с глаз сбежит веселый гном
Искать на свою шею приключений,
Чтоб ночью мне рассказывать потом.
1998

ХМЕЛЬ
Деревья ночью окна лобызают,
Луна-кокотка просится в постель.
Весною в моем сердце оживает
В морозы присмиревший Хмель.

Он в переходах женщин обнимает,
Пугает школьниц ласкою своей.
На целом свете никого не знает,
Но хочет всем отдаться поскорей.

Он раскрывает встречному объятья.
Стихи звенят в устах его златых.
Он каждой взглядом задирает платье.
Он каждой дарит райские цветы…

А я смотрю с невольною улыбкой
На чудака, влюбленного во всех.
И все его причуды и ужимки
Перенимаю, сдерживая смех.

И по всесильным таинствам природы,
С которыми отчасти я знаком,
Я обнимаюсь с кем-то в переходах,
И ветки страстно тычутся в стекло.
1998

ГЕНИЙ
Я разыграл тебя в ва-банк
Я прокутил тебя на игры.
Я думал: то звучит орган…
А это просто пел колибри.
Мой милый гений и шутник,
Идешь развинченной походкой,
Еще ты духом не поник…
А помнишь время золотое?

Из чистых рыцарских веков,
Где звонкие ручьи и птицы,
Ты был всегда ко мне готов
На своих крыльях устремиться.

Ты бескорыстно мог тогда
Мне принести живую розу,
Пока еще ее Адам
Не опалил восторгом грезы,

Пока еще она бела
И от любви не заалела,
Чиста, прелестна и нема,
Уже с душою, но без тела…

Теперь же ты готов любую
Мне чепуху сберечь в стихах,
Бежишь ко мне, лишь позову я,
Оставив где-то стыд и страх.

Бежишь, лохматый и небритый,
И, со следами от когтей,
Хозяин собственной корриды,
Являешь мне своих зверей.

Хозяин собственной психушки,
С больными чествуешь меня
И, разломав свои игрушки,
Мальчишкой скачешь вкруг огня.
1998

ГРЕЗЯЩАЯ ДУША
Все небо как расцвеченная сетка,
Подвешенная кем-то на людей,
И в центре его – маленькая клетка
Из золотого дерева ветвей.

В той клетке одинокая томится
Слепая пташка, серая на вид,
Что мнит себя то ангелом, то птицей,
Которая на вертеле дымит.

И видится ей мрачный инквизитор,
Пытающий распятую огнем,
И лики Жанны Д,арк и Маргариты
На миг всплывают в памяти ее.

И многие другие несчастливцы
Ласкаются к душе ее больной…
Химерами измученные лица
Теснятся вокруг клетки золотой.

Колеблемая ветром стонет клетка,
Где грезит пташка, серая на вид,
А в мутном небе радужная сетка
О душах неуловленных скорбит.
1998

ПОСЕТИТЕЛЬ МУЗЕЯ
Я несся вскачь по длинным коридорам,
За мною ужас гнался по пятам.
Я чувствовал раскаяние вора,
Чей вид привлек блаженствующих дам.

Случилось так: я шел по галерее,
Где ряд фигур двоился в зеркалах:
Любимые всем миром менестрели
И жены их, воспетые в стихах.

Их лица восковые беспардонно
Кокетливо глядели на меня.
Я отвечал поклоном благосклонно…
Король без королевства и без сна.

Без суеты, походкою неспешной,
Я шел и пел, обласканный судьбой,
Не видя, что за мною тьмой кромешной
Как шлейф вился красавиц праздный рой.

Потом я отчего-то оглянулся
И, быстро обстановку оценив,
Вдруг побежал и слышал, как смеются
Фигуры менестрелей восковых.
1998

БУБЕНЦЫ
По лицу прокаженного мира,
Безоружно осклабивши рот,
Полупьяной походкой сатира
Старый шут отрешенно идет.

На лохмотьях бубенчики – гири
Тянут грешное тело к земле.
И уже недалека могила,
Что согреет поэта в себе.

Он ни слова уже не проронит.
Оттого на душе и легко,
Только грустно, что рифмы зароют
И что их не услышит никто.

Что никто никогда не обнимет
И трясущихся рук не пожмет.
Он неслышно последние мили
По земле прокаженной пройдет.

И когда уже тело остынет
И с землей размешают его,
Бубенцы зазвенят из могилы,
Только их не услышит никто.
1998

ВОРОН
Как старый поседевший ворон,
Отживший авраамов срок,
Я более уже не черен,
Но – как и прежде – одинок.

В меня уже не бросят камень.
С морщинистой корой ветвей
Я как одно… Безумья пламень
Больную память лижет мне.

Осталось мне одно виденье:
Что я лечу в последний путь
На лёгких крыльях провиденья
От размышлений отдохнуть.
1999

САМОУБИЙЦА № 1
Много историй поведал мне ветер…
Ветер холодный страны запредельной.
Их передал по наследству я детям.
Те – рассказали другим поколеньям.

Много веков пролетело с той встречи,
После которой не мог я быть прежним:
Рвался к земле, называемой Вечность,
И возвращался к скалам прибрежным.

Тщетно искал я глубинных течений,
Тщетно за травы хватался руками…
Море смеялось над дерзким влеченьем,
Но и его проняло состраданье…

Воды поддались моим ухищреньям
И – не вернули меня (как стремился).
Так оказался я номером первым,
Первым в истории самоубийцей.
1999

ТАРО            
Когда Арканов Властелин
Ложится возле масти жезлов,
Я – всем кумирам паладин
И славлю только бесполезность.

Когда Фортуны Колесо
Покатится за мастью кубков,
Я рвусь в туманность голосов
И к розовым девичьим губкам.

Когда Пустынник или Шут
Окажутся среди пентаклей,
Меня созвездия влекут
К разгадке Вечного спектакля.

Когда же Смерть блеснёт в ночи
Косой последнего причастья,
В меня вонзаются мечи
Безжалостной четвёртой масти.
Октябрь 2000


ЗЯБКИЙ БЕС
Зябкий бес меня тревожит,
Что забрался в грудь мою
И беснуется под кожей,
Распаляя зябь свою.

И брожу я, содрогаясь,
Словно оживший мертвец,
Неуклюже прикасаясь
К тесной музыке сердец.

Но никто не замечает
Ухищрения мои.
Лишь собаки робко лают,
Когда я иду сквозь них.

Лишь дома встают в тумане
На пути моём, как лес…
И в пустом смеётся храме
Надо мною зябкий бес.
2001

ОСЕНЬ БЕЗУМЦА
Листья клёна багровою грудой
Словно волей маньяка
Незримые прячут трупы…
Воет ветер-собака.

От боли взмывают птицы
К чахоточным тучам – судьям.
Унылые пряча лица,
Зонтами грозятся люди…

И все следы преступления
Смывает дождь. Рыжей курицей
Несётся, теряя перья,
Осень безумца.
2002

ХАРОН
Холодный шприц, похожий на Харона,
Такой же равнодушный и глухой,
Тебя не достигает зов влюбленных,
И слезы не тревожат твой покой.

Ты перевозишь нас на Мертвый берег
По радужной таинственной реке.
Безумен тот, кто душу свою вверит
Обманчиво-целительной игле.
Несчастен тот, кто сядет, не подумав,
В дурманящий восточным зельем чёлн.
На берегу не ждет его подруга,
А страх, и боль, и сон…
Кошмарный сон.
2002

ЛЕГИОН
Наркотики – забава лишь для Зверя,
Взыскующего царства мертвецов,
Где ждет тебя судьба раба или злодея,
Легионера воинства слепцов…

Появится вербовщик… На вершине
Горы крутой предложит: «Сверзься вниз…
Не бойся… За спиной почуешь крылья…»
И многих соблазнит его девиз.

Он, словно джинн, исполнит их желанья,
Покажет мир опасный и хмельной,
За ночь одну «избавит от страданья»,
Возьмет в полон и увлечет войной. 

Штандартами гремя и страшно воя,
Они на всех оставшихся пойдут,
С центурионом Марком Крысобоем…
Всё предадут и сами пропадут…

Так некогда герои «Одиссеи»,
В довольстве не предчувствуя цепей,
Явились в сад волшебницы Цирцеи
И превратились в бешеных свиней.
2003