Однажды ночью чья-то память
Сожгла кленовую зарю.
Луна устала в звезды лаять,
Сквозь мрак я с нею говорю.
Я вспомнил друга, так нелепо
Теперь мне вспоминать о том...
Тогда я жил и верил слепо,
Что он найдет родимый дом.
Он был так скромен... Робкой масти,
Хоть жизнь была к нему близка,
И очень часто, так некстати,
Чесал он дулом у виска...
Он говорил мне торопливо -
"Скажи, мне, право, невдомек -
Мне кто-то шепчет сиротливо,
Что я не здесь, что я далек..."
Он странен был. И лишь морозы
Проглотят августовский бег,
Он забывал про жар и слезы,
Он уходил в холодный смех.
Луна устала звездам лаять,
Сквозь мрак не с ней я говорю.
Уж не его ль больная память
Сожгла кленовую зарю?
Все в прошлом. Помню - вечерело,
В чернила бросил он янтарь,
И солнце вмиг во тьме сгорело,
Как вдрызг расшатанный фонарь.
Я звал его. И кликал солнце...
Смешно... Рыдал я, как в бреду.
Лишь месяц закрывал оконце,
Что я открыл в ночном чаду.
Уж много лет минуло ныне,
И, может быть, нимало дней,
Сейчас, как никогда поныне,
Луна мне светит все длинней...
И все длинней я помню вечер,
Когда, спускаясь на причал,
Во взгляде задувая свечи,
Кого-то мельком повстречал.
В толпе стоял он не в помехе,
Вино лилось под смех гитар.
Он сердце рвал в холодном смехе,
Забыв про слезы, бросив жар.
Я оглянулся вслед рассудку...
Он все смеялся - "жизнь близка!"
И только часто, словно в шутку,
Чесал он дулом у виска.