Бутафорской зимы полумертвый последний месяц.
Мне в Вашем сиянии, мастер, померкнуть особо лестно.
Там Ваши шаги по сухой и морщинистой коже лестниц,
Я бессмертнее Вас в два раза (это даже не очень честно).
Но чем-то цыганским стало пахнуть от наших пальцев.
О чем раньше едва шепталось - здесь рычу со свинцом во рту.
платье - то же, но роста больше и меньше шансов.
И влетаю в последний троллейбус - как в карету или арбу.
Окурки летят прямо в небо, хотя вроде бросаешь в лужи.
Век за веком я каждый март не дышу и сутулюсь.
И пока мы сверкаем тут - небо стало безжалостнее и уже.
И с неба на нас очень больно смотреть
не щурясь.