Чуточку улыбаюсь. Руки мои тверды.
Солнечным светом расписываю холодные
Комнаты. Неустанно тонкую кисть верти,
Дурочка, если всё видишь - смешно! - полотнами...
И говори погромче - громче! - сама с собой,
То есть, со мною. Наверное, раздвоение...
Я на полу рисую дерево мостовой,
Помнящей мирных и марши подошв военные...
Дом без дверей. Дом проклят. Тысячу раз сгорел,
Тысячу раз взведённый чужими заново.
Сотню раз на равнине. Сотню раз на горе.
Дом кочевал с моею душою пьяною.
Руки мои все в красках. Ноги вковали в сталь.
Даже скелет стальной - страшно! Глаза бедовые.
Дом этот столько жизней призрачных пролистал.
Мимо всё, я только клятвою прибинтована
К этим незримым краскам, к белому потолку.
Люди проходят с повязками ослепления
Там, за спиной моею, тенью касаясь скул
Тихой незримой хозяйки, а может, пленницы.
И каждый день с рассветом я прихожу к тебе
В зеркале тёмном моё отраженье вывести.
Ты тоже вкован в стены. Ты тоже дух теперь,
Только тебе мнится жизнь. Снится. Рвётся выхлестом
Крови из мёртвой глотки. Ты постоянно здесь,
Пол прокопчён, и обои до камня вытерлись.
Ты ощущаешь духов между холодных стен.
Ты переедешь, но это мираж и видимость.
Даже глотнув отраву, снова родишься тут,
В прОклятом доме, безликом и с гримом извести.
Всюду мой взгляд и запах, жилки височной стук.
Просто безумие... как бы всё это вынести.
И, со стекла стирая траур моих кудрей,
Ты будешь шагом рисунки мои разламывать,
Смазывать, глядя (где-то я там, в слепой дыре)
В тьму комнатёнки, узорчатую от пламени.
Я всё рисую лица - снова, в который раз...
Уровни разума сумраком перепутаны.
Мы навсегда безумны. Дом не отпустит нас.
В клетке остались две птицы - стальными прутьями...