1
Себя познать поставил я задачу:
зачем пришёл я в этот мир огромный,
над чем смеюсь и отчего я плачу,
кому несу земной оброк свой скромный?
Всё интересно мне на этом свете:
куда ползёт упорная козявка?
Я перед Богом за неё в ответе,
в моих руках её судьбы поправка.
Она и я, а между жизни ставка.
Как хорошо, что не вмешался третий.
Она и я – плоды одной системы,
как сохранить всё то, что первозданно?
Свой путь найти пытаюсь, как ни странно,
хотя и знаю сложность взятой темы.
2
Хотя и знаю сложность взятой темы,
готов стоять под дулом пистолета
лишь для того, чтоб убедиться: все мы –
козявки для владык земного света.
Что им до наших тонкостей душевных.
У них свои масштабы и заботы:
как ублажить гарем и слуг неверных,
как избежать от вкусной пищи рвоты.
Не стать бы нам предметом их охоты
и уберечься от растленья скверны.
Припав к своей земле многострадальной,
о том как друга я пытаю дачу:
какой травы взять от чумы повальной?
Что я в итоге в этой жизни значу?
3
Что я в итоге в этой жизни значу?
Ищу ответ, закостенев в поклоне,
без сожаленья силы, ум свой трачу,
чтоб уберечь от жажды жизни корни.
И отхожу душой, росток заметив,
что тянет к солнцу нежные ладони;
он так далёк от городской погони,
куда идти опять, свой шаг разметив?
Ещё один бросок – вся жизнь движенье;
свой млечный путь осилит лишь идущий,
Господь поможет – даст нам хлеб насущный,
на этот счёт не может быть сомненья.
И я иду, пусть путь порою темен,
куда меня влечёт упрямый Демон.
4
Куда меня влечёт упрямый Демон,
что дан мне для борьбы с самим собою?
Я кровно связан с ним своей судьбою,
он – это я, и нравится не всем он.
Особо, где становится противным,
не в меру злым и очень агрессивным,
он даже для меня бывает странным,
но никогда – безвольным и пассивным.
Уж лучше б был влюблённым и наивным,
моим хранителем и другом славным.
Где я – там он, всегда со мною рядом,
когда бегу, я даже слышу топот.
Мы накопили с ним огромный опыт,
что передам своим бесценным чадам.
5
Что передам своим бесценным чадам? –
вопрос во все века, увы, банальный,
мучительно тревожный и скандальный,
его не исчерпать "Вишнёвым садом".
"Отцы и дети" не дают ответа,
как жить не в тягость юным непокорным,
почить в лучах божественного света
любви
под взглядом трепетным и скорбным.
Как обрести покой в краю загробном?
в сознаньи, – песня до конца допета.
Где силы взять для самой главной схватки,
чтоб не стонать, притом себя заставить
и, завершая путь земной свой краткий,
какую память о себе оставить ?
6
Какую память о себе оставить?
Ведь мы в цепи событий только звенья.
Спасая мир от полного забвенья,
стараюсь я его чуть-чуть исправить.
А это «чуть» бывает даже хуже
того, что мне досталось по наследству,
знать обращаюсь не к тому я средству –
мой труд в итоге никому не нужен.
Потомок, затяни ремень потуже.
Нужда и к твоему подкралась детству…
Махни рукой и не суди так строго,
что расщепили для чего-то атом,
где тут уж думать? всем одна дорога.
Потом с чем встречусь: с раем или с адом?
7
Потом с чем встречусь: с раем или адом? –
знать не дано. Как все, живу надеждой;
никто нас не тревожит строгим взглядом
и не корит за то, что мы невежды.
Да и за что? Не нарушай движенья,
не спрашивай, куда идём всем скопом,
умей сносить упрёки, униженья,
довольствуйся лишь конъюнктурным трёпом.
Примкни к тупым, но хитрым недотёпам –
и вот тебе и честь, и уваженье.
Умей себя над истиной поставить, –
вот что диктуют ветхие законы;
иссякли силы, кончились патроны.
Уйду, кто край мой песней будет славить?
8
Уйду, кто край мой песней будет славить?
За что?! Когда всю исчерпали славу.
Мне до конца допить свою отраву
и не мешать тем, кто умеет править.
Временщики на собственной земле –
и оттого дела и мысли тленны,
поборники разврата и измены,
всё жжём и ищем золото в золе;
друг против друга, как в Китае, стены
возводим
и живём в их мерзкой мгле.
Виновных ищем, а виновных нет –
в том сам себя пытаю бесконечно;
за то ведь спросят, что живу беспечно, –
неоднозначен будет мой ответ.
9
Неоднозначен будет мой ответ,
гадаю: ну кому, зачем я нужен?
Как Диоген, пусть буду пить из лужи –
до этой лужи никому и дела нет.
Таков наш мир страданий и гонений:
микроб грызёт меня, а я – планету;
чтоб в клочья разнести малютку эту,
безумствует на ней упрямый Гений.
Погибнет всё. Как это просто мило!?
Не для того ль хранится в недрах сила?
И понял я лишь на излёте лет:
не изменить уже нам ход событий –
мы стали жертвами своих открытий…
Непостижим для смертных белый свет.
10
Непостижим для смертных белый свет.
Куда стремился я все эти годы,
пройдя все испытанья и невзгоды,
какой могу я детям дать совет?
Кто будет слушать лепет старика?
Они пойдут моею же дорогой,
надменно усмехнувшись свысока
над слабостью моею и тревогой.
И я уже предвижу, что в итоге
моим граблям достанется слегка.
Но мне судить их явно не дано –
сам наломал в пути я дров немало.
Теперь лишь подвожу итог устало –
судить себя, пожалуй что, смешно.
11
Судить себя, пожалуй что, смешно;
по жизни шёл ни шатко и ни валко,
так прожил – даже умереть не жалко:
не дали дети мне уйти на дно.
И ради них встаю я на рассвете,
любуюсь непорочной чистотой,
а если вдруг приснится – плачут дети,
тревожнее мне нет минуты той.
И мир, такой никчёмный и пустой,
вмиг предстаёт в одном лишь сером цвете.
Бывает часто, что в людском потоке
теряю мысли, все свои сомненья,
себя не слышу в головокруженье,
когда со всех сторон летят упрёки.
12
Когда со всех сторон летят упрёки,
легко стать злым, до дерзости упрямым;
как трудно управлять рассудком рваным,
рождающим лишь грязные пороки.
О сколько раз упорная Гордыня
мне ставила преграды и капканы,
в моей душе ей выжжена пустыня,
я с ней борюсь, но тщетно и поныне,
во мне лишь дремлют все её вулканы.
О Ваша честь, подайте мне стаканы!
Сдаюсь, меня ты победила, но…
и без тебя нельзя, в конечном счёте.
«Гордыня», – трепетно пишу в отчёте, –
жить безотчётно глупо и грешно.
13
Жить безотчётно глупо и грешно…
Грешу, то зная, каюсь не всегда я,
тащу своих ошибок шлейф сплошной;
итог потерям – голова седая.
Притом уже боюсь не за себя –
я унесу с собой свои ошибки,
вас оградить от них хочу, любя.
Смотрите, был нескладный и негибкий,
ходил всегда я по дороге зыбкой,
стоял на палубе чужого корабля.
Не проповеди чту – свои уроки,
в основе их лежит вся жизнь моя,
пишу, своей тревоги не тая,
вам, дети, посвящаю эти строки.
14
Вам, дети, посвящаю эти строки
и, веря в путеводную звезду,
передаю свой плуг и борозду,
весь мир прекрасный, но, увы, жестокий.
Ещё не жду вас у своей постели,
ещё щадят меня болезнь и старость,
и если б не великая усталость,
о вечном я задумался б ужели.
Живу успехом, не скрывая радость,
молюсь чтоб испытать вы всё успели.
Делюсь любовью – не могу иначе,
любуюсь вами и себя в вас вижу,
себя в ошибках ваших ненавижу;
себя познать поставил я задачу.
15
Себя познать поставил я задачу,
хотя и знаю сложность взятой темы;
что я в итоге, в этой жизни значу?
Куда влечёт меня упрямый Демон?
Что передам своим бесценным чадам?
Какую память о себе оставить?
Потом… с чем встречусь: раем или адом?
Уйду, кто край мой песней будет славить?
Неоднозначен будет мой ответ:
непостижим для смертных белый свет.
Судить себя, пожалуй что, смешно,
когда со всех сторон летят упрёки;
жить безотчётно глупо и грешно;
вам, дети, посвящаю эти строки.
Апрель – май 2003 г.