В те времена, когда я впервые встретил "странных людей", моё восприятие мира было настолько дискретным, что мне приходилось стягивать прорехи сознания суровыми нитками таковости, аксиоматичность которых была весьма сомнительна.
Говоря о странных людях, я не имею в виду социальных изгоев, или диссидентов, или еще каких оригинальствующих (вынужденно или добровольно) субъектов. Тех вокруг было предостаточно и в своем большинстве они не вызывали никаких эмоций. Чудики, алкаши, бомжи, легальные или нелегальные проповедники… все они что-то постоянно хотели и ради этого хотенья готовы были выделываться (или выделяться, как они думали) любым доступным способом.
Эти двое, с которыми я познакомился через маминых друзей, были с виду вполне адекватны. Да, они, как сейчас говорят, нестандартно ориентировались, но поскольку мой папаша педрильствовал еще тогда, когда мне 13 стукнуло, я бы только за это не зачислил их в подотряд "инаковых", не путать с иноками и инакомыслящими (диссидентами).
Парочка жила в двушке, обставленной не то чтобы оригинально, а, скажем, самобытно. У них была солидная разница в возрасте. Молодому 27, а второму примерно 42. Молодой, вундеркинд от биологии, кандидат наук, его звали, по-моему, Юра, когда разговаривал, брызгал слюной так, что приходилось увертываться, сохраняя при этом видимость естественного человеческого желания не застаиваться подолгу и не засиживаться в позе памятника Гоголю (не того, а того - Андреевского), или кому другому, Островскому, например, у Малого театра.
Второй как-то странно причмокивал, будто что держал за щекой. Впоследствии, нечто похожее я видел, слушая по телеку выступления Гайдара. Звали второго Максим. Он работал в энциклопедии и имел уже докторскую степень.
Объединяла их безапелляционность высказываний и многозначительность взглядов, которыми они часто одаривали друг друга.
В остальном они были настолько не похожи, что приходилось только догадываться о причинах такого устойчивого симбиоза.
Поначалу они страшно раздражали любого, кто соглашался с ними общаться. Но достаточно быстро появлялось ощущение, что им ведомо нечто, лежащее за пределами обыденного сознания.
Конечно же, не ориентация была тому причиной. Я и не догадывался о ней, пока доброхоты не просветили. Черт их разберет, что тут первично, а что – курица, однако факт – они отличались от других чем-то необъяснимым.
Максим был родом из Одессы и потчевал нас одесскими байками, типа:
- Хая, переставь старшенький казанчик на младшенькую дырочку.
И они вдвоем раньше всех начинали ржать, брызгая слюной и причмокивая.
Вполне понятно, что все разговоры интеллигенции начала 70-х сводились к тому, что кто смог достать и прочесть, или попасть и посмотреть. И вот тут начиналось нечто противоестественное для моего сознания. Основные оценки, которые они давали нашим кумирам, сводились к трехбалльной шкале:
1. Полное говно
2. Говно
3. Нууу… может быть… что-то в этом есть.
Поначалу такая фронда мне даже импонировала. Революционность и нонконформизм (знал ли я смысл этих слов?!) диктовала мне всё еще юная гормональная сфера. Однако, когда почти весь наш Олимп (как мы его себе рисовали) покрылся толстым слоем какашек, я тоже выпал в осадок.
Как, и Феллини, и Антониони, и Бергман?? И Толстой, и Хэм, и… прости господи, Ремарк?! Нет, это уже слишком. Они называли что-то альтернативно, но чтоб я вспомнил. Моему возмущению просто не было предела. Можно представить, что происходило с друзьями моей мамы, преподавателем ВГИКА, например, или еще не очень седой библиотечной крысой. Что позволено Раневской, то не…
А они резко переводили разговор на "торсионные поля", ноосферу и прочую лабуду. Кто об этих прибамбасах думал в то время, когда Грундиг и Сони нельзя было разглядеть даже в фильме Рязанова "Берегись автомобиля"?!
Так бы и не замутнили моего сознания эти гамадрилы, если бы вскоре я не стал замечать им подобных, вычленяя их из общей массы пакетно-мыслящих. Хотел я того или нет, но эти двое запустили во мне какой-то скрытый механизм, который как кухонный "перемалыватель" утилизировал все, накопившиеся в моей башке, культурологичные полуфабрикаты. Свято место пусто не бывает и "процесс пошел". Шаблончик: "но это уже другая история", тут очень к месту.
Через несколько лет я узнал, что труп Максима с многочисленными ножевыми ранениями обнаружили на каком-то пустыре. Что стало с Юрой, я не знаю. Только вспоминая эту странную парочку… а они, при всем своем апломбе, казались такими неприкаянными… я грустно так смотрю в пространство… примерно так, как смотрел в небо герой романа Алексея (простите Максим и Юра) Толстого "Аэлита".