О восточном сонете, именуемом ЯС

Ольга Мищенкова
    Некоторые размышления по поводу предложенных вопросов в пространстве новой формы сонета, обозначенной русским и имеющим восточные корни.***
                ...Иди один и исцеляй слепых,
                Чтобы узнать в тяжелый час сомненья
                Учеников злорадное глумленье
                И равнодушие толпы.

                /Анна Ахматова/
 



 
Вопрос дня от Анатолия Страхова: Почему авторы боятся пробовать себя в жанре Русского альбомного сонета (японского сонета)?»
http://www.stihi.ru/avtor/rasonet


       Если позволит почтенная аудитория, мне хотелось бы попытаться  (для себя!) разобраться в этом вопросе, совсем не претендуя на исключительность ответа. Это, скорее, мысли вслух, и ничуть не попытка явить миру истину в какой бы то ни было форме, а  желание ее постижения – больше из области психологии творчества как таковой.
   Итак, робкая попытка ответа на поставленный вопрос.
   Что обратило МОЁ внимание на него?
   Наверное, имеющееся в вопросе слово «боятся».
   Наверное, именно от «этой печки», а не от фонаря танцевать и буду.
    Понятно, что СТИХИРА собрала под своей эгидой людей ТВОРЧЕских, которым НЕОБХОДИМ выход из повседневности в более тонкие по душевной организации структуры , в данном контексте именуемыми стихописанием (и  я абсолютно убеждена, что подобный разговор уместен и среди иного творческого ряда).
   Понятно так же, что если мы ведем разговор о ТВОРЧЕстве, то естественным образом он начинается, или имеет в себе даже при умолчании в качестве первоэлемента (или – одного из них) такое состояние человеческого духа, как свобода. (Следует оговориться при этом, что еще одно проявление духа – ТАЛАНТ – в данном контексте просто присутствует изначально. Не будем останавливаться на тех  случаях, когда  в наличии много свободы, но нет таланта или же на других вариациях  подобного.)

Итак, мы имеем на сегодня  «Вопрос дня: Почему авторы боятся пробовать себя в жанре Русского альбомного сонета (японского сонета)?»

  У меня вопрос в связи с этим встречный: при наличии творчества, которое очень трудно представить за пределами свободы духа, имеет ли  смысл  подобный  вопрос?
   Нomo skribens, вероятно, может обратиться к тому или иному жанру и сознательно, ведомый ученичеством ли, желанием попробовать себя в том, что доселе было сокрыто от его взгляда, какими-то другими мотивами. Но в любом случае (если оно, опять повторюсь, не диктуется заданием семинара в литературном ВУЗе),  это не совместимо с боязнью, которая любое творчество на корню обязательно  подрежет.
  Анатолий Страхов любезно взял на себя весьма ответственный труд отбора ЯСов и публикацию их пока на своей частной страничке, что не может не вызывать  чувств уважения и благодарности как со стороны пишущих эти самые ЯСы, так и  со стороны читающих  данные сонеты.
   Давайте представим   себе произвольно одного из авторов, чьи произведения попали в поле зрения г-на Страхова.
  Может ли  ВОПРОС  ДНЯ  быть обращен к ним?
  Написанные ими ЯСы – следствие чего?
  Полет ли фантазии повел их по этой дороге?
  Желание СОЗНАТЕЛЬНОГО стихотворчества в этой системе?
  Ответ (рецка), рождающийся уже заданной формой?
  Можно попытаться представить себе еще несколько вариантов ответов, и все они  будут  иметь право на существование. В той или иной степени.
  И даже если имел место быть тот самый страх, который мешает кому-то обратиться к подобным сонетам, то применительно к этим авторам он, очевидно, свою значимость утрачивает, потому что благодаря ли чему-то или же вопреки пресловутой боязни, но…  русско-японские вирши написаны. И это, безусловно, радует.
Что же касается тех, кто «боится»…
Мне кажется, что их просто нет. Их нет по сути.
И ничто им не мешает. Просто совсем ничто.
А в чем дело?
Да ни в чем!
Время не пришло писать подобное.
Малоинтересно  или не интересно  вовсе.
Просто прошел мимо, не зацепившись.
Потому что КАК  ТОЛЬКО ХОТЬ ОДИН из перечисленных мотивов ВДРУГ обозначится где-то, даже очень и очень далеко в глубине всех глубин  творческого подсознания, будьте совершенно уверены, что сонет русско-японский явится из темноты кладовой любого поэта.
НЕ  СМОЖЕТ  НЕ  ЯВИТЬСЯ.
А потом, возможно, и еще один.
И еще…
И не будет боязни, а лишь одно  легкое (воздушное) желание поведет по этой ясной дороге все дальше и дальше, навстречу воспаленному японскому солнцу.
Мне так видится, и я возвращаюсь к началу разговора – ни в коей мере не претендую на истинность суждения, а, скорее, готовая признать его несовершенство.
Но мне на самом деле совершенно невозможно представить себе БОЯЩЕГОСЯ поэта.
Как это?
Хочу написать и…боюсь?
Хочу изо всех сил, но боюсь еще больше?
Не пускаю себя к ЯСу?
Отрываю от бумаги? Компьютера?
Тушу свет?
Я этого не понимаю.
Не могу понять, потому что знаю, что любое желание рождает действие навстречу.
Мне понравилась форма, я хочу сделать так же…
Я увидела сонет и постаралась ответить в его ключе…
Я узнала о подобных вещах, и мне захотелось…
«Я хотящее» всегда победит, потому что любое ХОТЕНИЕ сильнее самого сильного страха. И если кто-то из авторов еще не «согрешил» ЯСом, значит, просто не время еще у него.
И не потому, что он поэт плохой, нет.
Просто пока – мимо.
И это – очень верный, по-моему, ответ на вопрос.
Время не пришло (возможно, не придет никогда, что очень может быть и очень даже нормально, к слову сказать).

***

  Предложенный автором вопрос, как кажется, таит в себе некий сакральный смысл, который лежит за пределами того, что видится в первую очередь.
  Об этом начинаешь думать, когда пытаешься влезть в это русско - японсое платье, не зная, какому стилю отдавать предпочтение, что исповедовать и какими категориями мыслить.
  И тут сразу натыкаешься на несоответствия ли, противоречия, разноголосие…
Думается,  пройдет очень мало времени, когда данная форма,  осмысленная диссертантами и  гладко причесанная литературоведческими гребнями,  будет приведена к общему знаменателю,  и тогда уже  за отступления от нее  кары не избежать . Сейчас придумке этой мало времени, она не оформлена канонически и автор может себе позволить некую импровизацию в рамках данной модели стиха.
  Впервые написавший подобное был человеком не просто талантливым. Он СОЗДАЛ  иную  модель звучания, использовав известные поэтические формы,  и пошел в этом  направлении чуть дальше.
  Задумывался ли ТОТ человек, написавший первый японский сонет с русским подтекстом о том, что создает НОВУЮ модель стиха?
Это, к слову, о вопросе боязни.
Думаю, что  изначально просто  ОН ТАК  ВЫСКАЗАЛСЯ.
 «Не написал. Случилось так».
И уже мы теперь должны решить для себя, КАКУЮ эстетическую систему мы готовы исповедовать.
Японский ли это сонет?
Русский ли?
Если русский, то почему мы   ставим восточные акценты (картинка в первую очередь, запрет определенных слов, перенос  нагрузки из видимого в область ирреальную и т.д.).
Это не вызывало бы недоумения, если бы данная форма так и прижилась  в стиховедении как японская разновидность сонета. Но россияне, получив всход  на японской почве своего зерна, все же не желают признать его, зерна, национальность, но при этом КРЕПКО держатся за поэтические традиции именно японской поэзии.
Не есть ли в этом противоречие?

Если мы настаиваем на том, что сонет этот –  исключительно русский пласт и новое достижение именно НАШЕЙ литературы, тогда почему мы отказываем этому самому РУССКОМУ сонету в русском подходе к изложению темы, отдавая предпочтение картинкам – принадлежности восточного стиля?
   Если это русский сонет, то имеет ли право русская многострадальная литература, вышедшая из гоголевской «Шинели», отказывать себе в данной форме в том, что, собственно, и делает ее уже не одно столетие РУССКОЙ  литературой, с гипертрофированным трагизмом, психологичностью, катарсисом?
   Мне это кажется совершенно нелепым запретом на отказ от исконно русского наполнения в инородной форме, которую кому-то хочется видеть русской. Так же как странно было читать на стихире  о том, что НЕ МОЖЕТ подобный сонет претендовать на психоделичность, т.к. (дальше аргумент  не для слабонервных!) ему не хватает ОДНОЙ (!) строки для этого. Вот так вот! И не меньше. То есть – не больше! Абсурдность утверждения оставим за пределами данного разговора.
   Если говорить о проблеме боязни написания (представим все же, что некий поэт ОЧЕНЬ хочет, но ЕЩЕ БОЛЬШЕ  БОИТСЯ  написать ЯС), то можно допустить, что в плоскости непонимания самой структуры этого вида стиха и будет  прятаться  его творческий страх, если таковой (снова акцентирую!) возможен.
  Можно знать, как писать танку, хайку, хокку. Можно из этого, по законам их же жанра сделать сонет.
Можно.
  И  здесь-то можно  как раз  споткнуться на том, а почему он, собственно, русский.
 
(Я бы отдельной темой взялась поговорить о том, что такое РУССКИЙ  СОНЕТ. Это – как русский рок в музыке? Это – что есть ТАКОЕ ? Это то же самое,  как у других, только…хуже?  Или – лучше? И есть ли сонет ИТАЛЬЯНСКИЙ? А Английский? И как поделили бы сферы сонетные итальянец Данте с англоязычным Шекспиром? И смел бы Бодлер заявлять о преимуществах или исключительности французского сонета относительно всех имеющихся?
 Мне это интересно: есть сонеты.
 И есть - сонет альбомный русский, скроенный по лекалам японского стиха, но… желающий иметь российские корни, прописку, национальность... 
Я не могу понять этого в принципе, хотя на это «почему?» у меня есть ответ тоже. И даже не ответ как таковой, а все те же мысли вслух.  Мне очень иногда видятся шовинистические настроения, проникающие всюду извне, особенно когда речь заходит о пресловутой  «русской  национальной идее». И  это уже – совсем другая тема.)
  Но вернемся к теме .
  Итак, человек видит перед собой японскую форму, названную русской. Культуры наши ТАК разительно отличны, ментальность ТАК далека друг от друга, категории прекрасного, безобразного  и нравственного вообще, подчас,  ЗА пределами понимания…
У меня вопрос…нет, не дня, и не недели, и не года. И звучать он, видимо, должен следующим образом:
 ЧТО должен исповедовать русскомыслящий (пишущий) поэт, какую эстетику при написании  РУССКОГО альбомного сонета избрать, чем и как начинить КАК бы русский сонет, имеющим первоэлементом традиции японской поэтической миниатюры?
  И я больше, чем уверена, что   Нomo skribens, никогда не слышащий (и такие есть!) о русском альбомном сонете, прочитавший мой вопрос как дополнение к вопросу г-на Страхова,  испытает такую боязнь, что навсегда забудет об этой форме, решив для себя, что очень благополучно сможет обойтись и без нее. Возможно… То есть, не исключено.
И знаете, что САМОЕ удивительное?
Он будет прав!
И мне думается, что в пределах моего вопроса  и попытки в нем разобраться может лежать и ответ на второй вопрос, предложенный г-ном Страховым:
Вопрос дня:  Почему у многих читателей возникает негативное отношение к данному жанру?

***

  Следующая проблема, скорее, будет следствием того, о чем я сказала ранее.
Например, я должна  по какой-то причине отобрать из массы предложенного материала то, что мне, скажем, понравилось больше (я не имею ввиду список г-на Страхова,  составленный и отобранный в связи с его пониманием вопроса. Я говорю о большом стихирном пространстве как таковом, если я вдруг захочу туда себя бросить в поисках ЯСов).
   У меня возникает вопрос к самой себе в первую очередь, который, практически, можно считать вопросом в пустоту, ибо, прочитав ОДНУ торчку зрения на данную форму, размноженную и повторенную многократно, ответа я на него все равно не получаю.
  А вопрос мой в пустоту к самой себе звучал бы так: КРИТЕРИЙ отбора?
Все. 
  Очень даже короткий и вполне конкретный вопрос. Пока не имеющий ответа.

(Давайте признаем, что все наши разговоры ЗДЕСЬ могут еще больше позабавить литературоведческую братию ТАМ. А когда придет время канонизации и все точки будут расставлены, то потеряют силу и смысл наши  переливы из пустого в порожнее. А потому признаю тщетность попытки и еще раз напоминаю, что НЕ берусь  явить здесь абсолют, а просто делюсь размышлением по поводу.)

    Вот собственно, мы и подошли к точке невозврата.
    Если я вижу сонет тот самый, о котором мы говорим, и он мне нравится и глубиной своей, и нервом, сидящим в нем, и, что называется, разрывом аорты, и  еще  я понимаю, что всю эту гамму очень сильных эмоций автор смог у меня вызвать на таком, в сущности, маленьком поле (строк мало, а слов – еще меньше!), то я, естественно, снимаю шляпу и отдаю дань. НО…
   Привет тебе, коварство!
   При всем том, что я вижу неоспоримые достоинства прочитанного мною сонета и признаю их высокий литературный пилотаж, я так же отчетливо вижу и то, что…НЕТ  в нем ТОЙ  самой   КАРТИНКИ, которая должна быть в японском стихе.
   Нет, картинка есть, и еще какая сильная есть картинка!  Но она другая, эта самая картинка. 
   Я узрела СОСТОЯНИЕ души, для передачи которого автору картинка (ТА  САМАЯ!) и не нужна была.
   И ему хватило МАЛОГО количества и строк, и слов, чтобы в бескартинном пространстве СОЗДАТЬ такой накал и  так меня взбудоражить, что мне, как читателю, этого оказалось довольно. И я себе говорю: «Черт возьми, как ЭТО – здорово!».
   И я бы не стала утверждать, что это – в традициях русской литературы, ибо, когда мы выставляем вперед Достоевского как напоминание о многострадальности нашего бытия русского, то мы почему-то забываем, что и ТАМ ребята страдали не меньше, а г-н Диккенс литературно обработал   их страдания ничуть не хуже своего российского собрата.
  Так вот, я бы сказала, что понравившийся мне ЯС – просто в традициях ХОРОШЕЙ, ОЧЕНЬ хорошей литературы, которая, смею настаивать, ВНЕ национального пространства находится. А потому он и не русский вовсе. Но и не японский, ибо написан ВОПРЕКИ японскому канону.
  И снова – привет тебе, коварство!
  Друзья мои, я загоняю себя в угол своим же вопросом и…
  Что я делаю дальше?
  Есть варианты.
Первый: я ПРОСТО читаю такого вида произведения и закрываю глаза на все условности, чтобы не мешать самой себе получить эстетическое (если такое случится) удовольствие.
Второй вариант хуже.
Разозлившись (еще бы узнать, на кого следует злиться?) на неразрешаемость (пока) ситуации я захлопываю  многостраничный том с этими самыми ЯСами и иду совсем другими догами услаждать свой поэтический вкус.
И все оказывается еще проще того, что я  здесь наговорила.
   НО…
   При всем этом поставленные, заданные, даже обращенные в пустоту и отложенные по непониманию  вопросы остаются открытыми. И   они  продолжают висеть  своими  скупыми знаками в том очерченном пространстве, именуемом сегодня русской (?) разновидностью японской поэзии.            

( 17 - 18.10.2010 )


***

...данная форма сонета создана в России в августе-сентябре 2006 года, в основе -  японская поэзия хайкай-но рэнга (нанизанные строфы) и китайская поэзия старинного типа гуши цзюэцзюй (усечённые строфы) / (поэтому одно из названий - Альбомный сонет в восточном стиле)А. Страхов

------------------------
Взгляд :http://www.stihi.ru/2010/10/21/742