Та.
Угрызений совести у неё не было вообще. Просто ничего не смогла с собой поделать. Вчерашняя встреча с бывшим возлюбленным выбила её из привычной колеи сильней, чем она могла себе представить. Как всё-таки женщине мало нужно, как она уязвима в своём желании быть любимой, необходимой, единственной... Бывший приехал в отпуск, весь разговор нервно курил, смотрел куда-то в переносицу. Она перекладывала сумку из руки в руку, коленки у неё предательски дрожали, совсем как тогда, на выпускном, в полутёмном коридоре возле кабинета истории, где он прижал её своим мальчишечьим, но уже вполне атлетическим телом, и впился в губы детским головокружительным поцелуем. Это тело и "стояло" со вчерашнего вечера у неё перед глазами. Смущало и, как оказалось, взволновало. Поэтому, когда муж с утра, горячо-жадно и привычно навалившийся на неё, вдруг встретил почти яростное сопротивление, он сначала воспринял это как игру, потом уступчиво ласкал её проверенными способами, потом попытался раздражённо настоять на своём, и, вконец обозлённый, отступился...
Впервые за много лет она не вышла его проводить на работу. И закурила в постели. И даже не вздрогнула от сильно хлопнувшей двери.
Она переживала своё.
Этот.
Утро началось, мать его. Значит,не такая ерунда, если так влияет. В отличие от жены, машина завелась с полоборота. ...Не дала, надо же. Как это вчера говорил сменщик Лёвчик, которого прямо с рейса увезли на скорой? «Всё когда-нибудь случается первый раз»? Сигарета утешала, приводила в зыбкое равновесие. Но не спасала. Злость бурлила, не находя выхода, и от бессилия он даже зарычал, изо всей силы грохнув по рулю руками. Причина не волнует, с этим позже. Бесит внезапность, неожиданность, подлянка совершённого.
Принял первый заказ, диспетчер уловила что-то в голосе, заботливо-дружелюбно поинтересовалась, не заболел ли. Сдержался: работа всё же. Клиент ждал у вокзала. Приятной располагающей внешности мужчина. Такому, небось, с утра дают безо всяких - подумалось, и тут же устыдился. Но механизм был запущен, начал набирать обороты. Мужик напросился сам - с охотой вступил в разговор, настроение у него было нервно-радостное, бьющее через край. В довершение он был неброско-стильно одет, гладко выбрит и пахло от него так приятно, что водила невольно принюхался к себе, и даже допустил мысль, что если бы сегодня утром так пахло от него... Ё... Взвизгнули тормоза. Аварии не случилось только в силу его многоопытной реакции. Пассажир даже и не понял, что могло случиться, настолько он был мыслями устремлён во что-то безусловно счастливое. И вдруг ЭТО произошло. То, что потом таксист невероятное количество раз прокручивал в голове, а изменить, естественно, уже не мог.
Звук тормозов переключил несуществующий тумблер в его мозгах. Он взглянул на пассажира и поинтересовался причиной настроения. Тот сказал, что впервые в жизни приехал в этот город с радостью, бывал раньше в командировках, и всегда хотел побыстрее домой. А сейчас...Чувствовалось, что мужику просто необходимо поделиться, иначе радость взорвёт его изнутри. Познакомился через интернет с женщиной. Кто б ему сказал, что так бывает. А к этому моменту уже устал жить с женой, которая рассматривала его, как кошелёк и статусное приложение, привычку, неизменную единицу её личного штата. Устал, но жил. Не видел смысла менять... Ну, Вы понимаете. И тут - это знакомство. Она настолько родная, что непонятно, как он жил без неё. Зато сразу понятно, как жить и что делать дальше.
Во время своей исповеди мужик несколько раз уточнял по телефону дорогу, и от звука голоса, доносившегося из трубки - женского, звенящего (какой бывал и у его жены, когда она чему-то особенно радовалась)- лицо его разглаживалось, расплывалось в улыбке. Настал момент Ч. Таксист переспросил улицу. Ну, не расслышал. Потом дом. Недоумённо поднял брови. А подъезд? Да что Вы? Мужик напрягся. Знаком ли мне этот адрес? Конечно. Бушующий с утра зверь вдруг стал насыщаться, он глотал эмоции, как парное мясо, и чувствовал их пьянящий аромат.
Глядя в побледневшее лицо мужика, он с нарочитым равнодушием говорил, что несколько раз попадал на эти заказы - мужики были разные, из разных городов. Из Вашего было двое, ну, не считая Вас. Радостная атмосфера сгустилась, пропиталась недоверием и тревогой.
И вся, шлейфом, выползла за обмякшим и помрачневшим мужиком, которого он оставил у подъезда. В – он это видел! - невероятном смятении. Но торжественно развернулся, лихо дал по газам, в зеркало заднего вида кинул ещё один взгляд на одиноко стоящую фигуру с модным (ишь ты!) кейсом в руке. Закурил, да? Ну, и мы покурим. Зверь сыто урчал внутри. И он подумал, что, пожалуй, стоит сегодня позвонить сменной диспетчерше Лерке, которая несколько раз прозрачно намекала, что его женитьба для неё совсем не препятствие. Ну, то есть вообще не препятствие.
Он.
Дыхание перехватывало через раз. Инфаркт бы не хватил, отстранённо подумал он. Удара такой силы не ожидал, готов к нему не был, перенёс плохо. Да и не перенёс, собственно. В висках грохотало, раскуренную было сигарету отшвырнул с отвращением, провёл рукой по горлу, ослабляя узел несуществующего галстука.
Ничего не получалось. Не сходилось. Не должно было быть.
В написанных ею строчках он всегда слышал её голос. Они обязательно говорили по нескольку раз в день. Однажды услышав её, он не мог обходиться без возможности слушать, как она смеётся – звонко, ясно, нежно, как говорит ему слова, от которых весь организм превращается в средоточие желания. Быть с ней рядом. Слушать её. Обладать ею. И чтобы это не прекращалось.
За умело выхолощенную женой их совместную жизнь он уже утратил способность чего-то так хотеть. А главное, так хотеть женщину. Возводя это в ранг сладкой муки и мальчишеского нетерпения. Понимая, что это реально, и отказываясь в это верить. Он засыпал и вставал последнее время только с одной мыслью - скоро. Он посмеивался над собой, улыбался невпопад, и вместе с тем ревностно оберегал свою тайну, лелея и множа все эмоции внутри, для неё, заботливо перекладывая их самыми нежными словами, каких и не говорил никогда в жизни - он даже не знал, что может такие говорить.
Она рвалась эмоциями, фонтанировала ими, хулиганила в эсэмэсках, «разводила» его на откровенные тексты в письмах и «аське», возбуждение достигало апогея и порой он усилием воли возвращал себя в работу, быт и вообще происходящее. Поражался, какую власть имеет над ним всё, что с ней связано, и с нескрываемым наслаждением закручивался в эту сладостную спираль, падал в эту манящую пропасть, купался в новых ощущениях.
Подумал, что теперь нужно всё время носить с собой валидол. Ну, хотя бы первое время.
Спросил у первого попавшегося пацана дорогу, и, потирая левую отнимающуюся руку, пошёл, убыстряя шаг...
Она.
Плакать она не могла. Сидела на полу в коридоре и тоненько выла, изредка прерываясь на какие-то абсурдные вещи: выключить духовку, из которой уже вовсю несло горелым мясом, сбросить ненужные туфли на атласной танкетке, выключить неуместную чувственную музыку Кенни Джи, отключить мобильный... Она понимала, что случилась беда. И причина - не в ней. Эту беду исправить мог только он. А он не захотел. Или не смог. Не имеющим номера чувством она знала также, что с ним всё в порядке, ну то есть, он жив, не попал в аварию. И даже могла этому радоваться.
И знать она не хотела, что произошло. Ей было важно, что произошло ЭТО, а не то, чего они оба ждали. И почему это произошло, ей тоже было неважно. Потому что своим чутким нутром она понимала - сделать ничего нельзя. Абзац. Финиш. Живи дальше, как жила. С таким вот неподъёмным грузом. Как она будет таскать его каждый день, он же невыносимо тяжёл. Ну можно, конечно, возить его на тележке, такой, с колёсиками. Чтоб не надрываться. Если уж суждено – надо сделать процедуру таскания наиболее облегчённой. На этом месте подумала что, наверное, вот так сходят с ума.
Хорошо бы поплакать, произнесла она вслух, перестав выть. И не узнала свой голос. Порыдать бы. От души, со всхлипами, вынуть из себя эту комкастую боль, выкричать это неразделённое одиночество. Ещё подумала, что именно такие стрессы провоцируют развитие нехороших болезней.
А перед тем как встала, и, пошатываясь, пошла в прежнюю жизнь, подумала, что есть всё-таки прелесть в мгновенной смерти. Без возможности пожалеть, всё вспомнить, стать обузой для других, а главное, осознать свой уход... И усмехнулась. Тому, что такого ценного подарка, как мгновенная смерть, она, наверное, тоже не заслужила.