Не склеены поцелуем,
спускаемся в андеграунд,
где черти поют «Аллилуйя»
и ангелы в прятки играют.
Где смрадом, как из лохани,
окатывает игриво.
В неясной толпе с лохами
бессмысленно ждать прорыва.
Нетвёрдым шажком пингвиньим
корячимся до платформы.
Толкаются все упорно,
хоть зенки шальные вынь им.
Приехавший из Коломны,
придавленный у колонны,
пищит лейтенантик жидкий –
ему не поймать шахидки.
Галдит караван-сараем
восточный народ речистый.
Которые террористы?
Мы снова им проиграем…
Сегодня взорвут едва ли,
а завтра есть шанс, однако.
Да что это за клоака,
и как мы сюда попали?!
Смотрю – заблестели рельсы,
и думаю: неужели
как нищие погорельцы
скорбят о потере гжели, –
вот так пожалеем время,
истраченное в тоннеле?
Мы – евнухи, что в гареме,
как водится, не при деле.
Несется на нас громада,
гремящая барракуда.
И ты говоришь: «Не надо…»,
и я говорю: «Не буду»,
в тоске, как в траве, по пояс,
в тупой маете столичной…
Я бросился бы под поезд,
но это не эстетично.