сопромат

Самой одинокой и грустной осенью к тебе не пробиться. Я мало двигаюсь, много плачу, мне 60 , мне 30. Мне кажется всегда 18, мне можно не пробовать делано улыбаться, ведь я человек-сканер. Так трудно не  чувствовать всё вокруг каждой клеткой, каждая мысль прохожего бреет воздух как планер, а я - дельтапланерист. Я ищу в этой осени разные вещи, нахожу лишь старого ангела, он атеист, но ничего, я тоже специалист по поиску истины. А другие люди тобой выстланы, как ковром из невзгод и помпонов на колпаках шутовских. Много таких встречается простых, пьяных, сутулых, с завышенной самооценкой. А я верю, что я не из таких, я превозмогаю бренность своих коленок, гнущихся на восток, намагничиваемых Вселенной. И я наверное просто устала умирать и рождаться сто раз, устала от плена. А может быть я просто давно уже чем-то неизлечимым больна, и в окошки палаты смотрят на меня два медбрата, растекаются два пятна по стенам, образуя образы очередей потрогать мои стигматы. И я не выдержу и спрошу к телефону позвать кого-нибудь из детей, ведь они не смогут соврать мне,  они ведь воспитаны как солдаты - давать отчёт офицеру. Может быть они скажут правду, о том, что же случилось со мной этой осенью. И даже спросят что-то ещё, кроме "как ты себя чувствуешь, мама?" И не бросят трубки как по другим номерам бросают люди, с которыми сыграли в одно касание, с людьми, которые  боятся теперь прикоснуться к отчаянию.  Я глажу волосы с проседью, мне снится вода. И дорога светлая, ведёт в никуда и ну и не важно тогда, что самой одинокой осенью к вам не пробиться.