Страх смерти. Страх перед неизвестным. Позабытым. Таинственным. Мистическим. Магическим переходом из одного состояния Бытия в Иное. Из мiра явленного, посюстороннего в призрачный, невесомый, невещественный, безформенный, потусторонний мiръ. Страх и отчаяние души глухой, заблудшей, ведомой лукавым умом. Столь же нелепым и напыщенным, переполненным самомнением и спесью, как и вся современная цивилизация, созданная коллективным умом нынешних обитателей земли.
Вот каких высот мы достигли! Полюбуйтесь! Вышли в космос. И уже более полувека кружимся по орбите. Полеты на Марс, на Юпитер, в дальний космос? Ну погодите, скептики, еще не вечер! Ой, да не вечер, да не ве-е-е-ече-е-е-ер, мне-е-е-е малым мало спало-о-о-о-о-ось...
Еще мы создадим такие огромные звездолеты, что полетим на них в анабиозе далеко-далеко. Чтобы через много-много световых лет проснуться на другом конце Галактике и начать освоение нового мира. Как когда-то наши предки расселялись по этой планете.
Мы успешно клонировали овцу. Натянув при этом нос Богу-творцу. Мы добились невиданных прежде успехов в медицине, кибернетики, строительстве. Что там древнеегипетские пирамиды, висячие сады Семирамиды, наконец, Башня вавилонская? Мы строим небоскребы, в разы превышающие все колоссальные сооружения древности.
И все же страх и неуверенность правят этим миром. Страх потери накопленного. Он поселился внутри каждой черепушки. В каждом сознании и подсознании. Улавливая скрытый общественный интерес и неосознаваемого влечение к разрушительным силам вселенского Хаоса, западные киношники все больше клепают фильмы-катастрофы. Журналисты в двадцать первом веке высасывают из двадцать первого пальца страшилки про конец света, поминая и календарь древних майя, и более чем туманные пророчества Нострадамуса, и то, что очередная баба Маня сказала.
Смотря очередной фильм о разрушении земли упавшим астероидом, или всемирным потопом, вжавшись в уютное кресло в кинозале с поп-кормом, или же отдавшись мягким объятиям домашнего дивана перед телевизором, обыватель получает свою наркотическую дозу опьянения. Адреналин в крови. Развлечение и красивое зрелище, нарисованное самыми последними мощными компьютерами. Пристальное внимание зрителя приковано к пробежкам главных героев, обычно, мужчины и женщины, между рушащихся небоскребов Нью-Йорка и падающей статуи Свободы к спасению. И когда в конце фильма эта парочка спасается от всемирного катаклизма, чтобы на космическом корабле, улетающем прочь, или же на самой высокой горе у которой плещутся воды потопа, предаться простым радостям секса, обыватель облегченно вздыхает. Идет в ванную. Делает себе клизму. Опорожняет кишечник. Потом принимает душ. Брызгается одеколоном. Возвращается в спальню. Жена уже аппетитно устроилась под балдахином. Муж игриво подмигивает. Распахивает халат. А ну-ка, дорогуша, поиграй с папочкой, как ты умеешь. Дальше затемнение. Нам неинтересно подглядывать за чужими утехами.
Как сказал один выходец из маленького городка, наш город был настолько крошечным, что там не было порнографии. Просто раз в неделю кто-нибудь из соседей «забывал» задернуть занавески...
Мы ползли под колючей проволокой. Мы были молоды, отчаянны и злы. Перекусывали колючку, чтобы протащить взятого в плен «языка». Мы вставали в атаку. Мы шли на минные поля с щупом и миноискателем. Кто-то ошибался. Один раз в своей жизни. Разминировав, мы оставляли табличку «Мин нет!».
Кто-то радостно валяется, повизгвивая поросенком в алькове под балдахином. Кто-то выходит на демонстрацию с плакатом «Свободу Тибету!». Посреди Манхеттена. Даже не у китайского посольства. А перед итальянской пиццерией почему-то. Наверное, рассчитывая, что от такой демонстрации миллиардный Китай придет в движение и тут же даст независимость очищенному от противопехотных мин И-бету.
Где-то жарят котлеты для гамбургеров. Где-то босс диктует секретарше последние распоряжения. Где-то человек робкого десятка заполняет анкету на работу мойщиком посуды. Где-то дешевая проститутка ведет пьяного клиента в грязную дыру посреди квартала нищеты и грязи. Где-то люди из высшего общества, утонченные, благоухающие духами: женщины в открытых платьях с бриллиантами на миллион долларов, и мужчины, чьи чековые книжки лопаются от сумм с множеством нулей, лениво и грациозно ведут себя хуже свиней. Хуже этой дешевой шлюхи и безработного беззаботного пьяницы. Где-то в сказочной долине живет семейство Муми-троллей. Где-то в бой идет пехота. А где-то на дощатом подмостке полутемного зала гремит четверка парней, затянутых в узкие линялые джинсы и черные кожаные куртки. Гитара. Гитара. Бас. Барабаны.
Где-то... Кто-то... Когда-то...
Кого-то...
Страх смерти владеет каждым. Но признаваться себе в этом – моветон. Да, Берлиоз умер, но мы-то живы! Да, приехал на гастроли язвительный остроумец Шаов, спел про то, как Мусоргский бухал, но цирроз печени может случиться с кем угодно, только не со мной. Так что хрен с ними, с Берлиозом и Мусоргским, выпьем, други!
Ты рассматриваешь старые фотографии. Свои и родственников. Ты поутру и ввечеру заходишь в ванную. Чистишь зубы. Смотришь в зеркало. Прибавилось морщин. Убавилось волос. А это что такое на глазу? Дряхлеет тело. Дряблыми становятся мышцы. Надвигается слепота, катаракта, болезнь Альцгеймера, импотенция, климакс, маразм, инфаркт, инсульт, недержание мочи и кала. И вот жизнь в этом теле себя исчерпала.
Пробежала в одно мгновение. Страшно? Не хочется? А что делать? Выпрыгнуть из тела невозможно. Только естественное угасание. У кого-то цепляние за привычные наслаждения и пороки. У кого-то просветление и прозрачность. За угасанием физической и ментальной активности приходит духовное осмысление Бытия.
Страшно ли? Неизбежно ли?
Скаля желтые прокуренные, давно не чищенные стоматологом зубы со сталактитовыми отложениями, молодой человек радостно разливает вторую бутылку водки. «В жизни надо все попробовать! Таков мой девиз!». А потом занимается, то с пьяной подружкой, то с пьяным другом дружеской оргией...
Старый, беззубый, полуослепший пердун, скрючившийся в позвоничнике, так что ходит он едва-едва, а не Е-два Е-четыре, как когда-то с блеском начинал он очередную шахматную партию, всякий раз с разгромным счетом заканчивая ее. В свою пользу. Гогоча над менее умелым противником. Ах, как хороши, как благоуханны были розы когда-то... И старик срывал их твердою рукой. Под старость взял себе крепкую еще вдовицу. Бабу средних лет. В дочери ему годящуюся. С детьми и внуками. В сиделки. По первости старик еще бодро вспрыгивал на вдовицу и тешил угасающее либидо. Теперь он в окончательном маразме. Дряхлеет не по дням, а по часам. Может выйти из спальни без трусов, почесывая муде перед женой внука своей сиделки, или громко пёрднуть за столом.
А где-то в бой идет пехота. И мальчики остаются лежать на снегу. Навсегда. Двадцатилетними.
Если бы даже нашлась та яма, где навсегда остался лежать и я. Молодым. Тогдашним. Прошложизненным. Кому бы и что это доказало?
Гагарин, вишь, в космос летал, а Бога там и не увидал. Увядал старик. Удом. Умом. Разумом. Маразмируя. Своим поведением сиделку постоянно травмируя. Брюзжа и ворча. Скандаля и хохоча. Как безумный. А он не безумный. Он всегда был шибко умный. Только все горюшко-то его от ума. От большого ученого ума...
Зачем мы вас наплодили? Зачем мы вас, неблагодарных, кормили, поили, растили? Жить надобно тут, здесь и сейчас. А то что будет потом, не касается нас!
Страх смерти. Знаком каждому. Страх смерти. Сидит в каждом. Даже в уже осознавшем эту неизбежность разуме. Теоретически. Не практически. Но в осознавшей эту перспективу душе. Слон. Пешка. Ферзь. Ладья. Офицер. Он готовится всю жизнь. Самурай. Он тренируется долгие годы. Он стоит на дежурстве. Он ждет одного и единственного, как ошибка у сапера – боя. Чтобы сгореть в среднестатистическом танке, который живет в бою всего лишь пять минут. Затем превращается в факел. Вся жизнь – непрекращающаяся тренировка. Перед единственным экзаменом.
Положили гвардию в болотах. Танцевали. Дам за ручку брали. Аксельбанты. Золото погон. Лакеи в ливреях. Шампанское. Казармы лейб-гвардейские. Маневры. Дуэли. Карты. Выпивка. Гауптвахта. Снова балы да маскарады. И на тебе, как в жопу-новый-год, окопы! Первый и последний бой.
Угасал старик. Без трусов. Подслеповато вышел, почесывая волосатое брюхо да муде. В одной майке и шлепанцах. Мимо юной невестки в туалет. Вывалить скопившиеся каловые массы.
Страх смерти. Страх жизни. Страх. Трах. Ах! Увы и крах...
22 октября 2010 г.