Олег ГЕРАСИМОВ
(1947-1977)
Родился в 1947 году в г. Кишинёве. Детство провёл в Донбассе, в шахтёрской Горловке, где окончил среднюю школу. Затем служба в Военно-Морском Флоте. Заочно окончил Литературный институт им. Горького. Стихи публиковались в республиканской и всесоюзной периодике, в журналах "Советский воин", "Юность", "Донбасс".
В неполные тридцать лет трагически погиб на производстве на машзаводе им.С.М. Кирова.
Буквально за несколько дней до его гибели в киевском издательстве «Молодь» вышел поэтический сборник «Призвание».
В сентябре 2010 года, в Горловке проводился поэтический конкурс памяти Олега Герасимова.
ПОДЗЕМНАЯ СТРАНА
...Ты в той стране, где быль и небыль
Срослись в один горючий пласт,
Крутого каменного неба
Коснешься каскою не раз.
И прикипит к руке лопата.
И роба вздыбится коржом.
И третий пот тебя окатит
Не то огнем, не то дождем!
Но знает каждый, открывающий
Свою дорогу в глубине,
Что не найдешь верней товарищей
Ни на земле, ни на луне.
Когда гремят обвалов грозы
И мгла шагает по пятам,
В стране подземной свет и воздух
Шахтеры делят пополам.
...Хлопчато-угольные робы.
Надежных рук стальная крепь.
И дружба — самой высшей пробы,
Землей рожденная, как хлеб.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Отчаянный, нечаянный, непрочный...
Ему растаять через пару дней,
Но выпал он осенней зябкой ночью —
И в мире стало чище и светлей.
Вот так и ты — казалась далью дальней,
Совсем чужой. И, честно говоря,
Пришла ко мне негаданно-нежданно,
Как первый снег в начале октября.
Он не зима. Он — лишь ее примета.
Он в эту ночь пришел напомнить мне,
Что пронеслось мое шальное лето.
Но быть,
но непременно быть весне!
ШАХТЕРСКИЙ ПОСЕЛОК
Я не кулик, чтобы своё болото
хвалить сужденьям здравым вопреки.
Мой городок не блещет позолотой,
его дома не слишком высоки.
И все-таки, когда рабочим утром
мы вместе с ним встречаем новый день,
не кажется он мне лодчонкой утлой
в безбрежном море всенародных дел.
Есть у него и молодость и сила,
И по-шахтёрски щедрая душа.
Мой городок сродни морским буксирам -
присадистым трудягам-крепышам,
которые прошли огонь и воду,
сквозь тысячи шальных штормов и гроз,
не одному красавцу-теплоходу
протягивая свой буксирный трос.
* * *
А не всё ли равно,
отчего умираешь?
Только знать бы за что,
только видеть - зачем?
Только верить: не зря.
Белый день замараешь
в тусклый траурный цвет
погребальных речей...
И тогда всё равно,
где тебя похоронят
и кому из богов
после смерти вручат.
Лишь одна из великого
множества родин –
лишь твоя над тобой
будет скорбно молчать.
Но, бывает, беда
подступает внезапно,
в день, пришедший к тебе
после стольких ночей...
И уже для тебя –
ни сегодня, ни завтра,
и не понял за что,
и не спросишь зачем!..
Ты люби эту жизнь,
эти грозы и ветры,
где от радости слеп
и от горести глох…
Но живые обязаны
помнить о смерти,
чтоб она никогда
не застала врасплох.
ПОЭТЫ РОССИИ
Тут не два человека,
Два звонких поэта России.
И не просто стихи. —
Тут свободы и света лучи.
Груз огромных веков
Их сердца на века поместили,
Но попробуй поэта
В столетье одно заключить...
Не ржавеют стихи,
Если их назначенье — взрываться
И, взрываясь, светить
Добрым солнцем на тысячи лет,
Если грозно безмолвный
Народ у ворот Самозванца.
В атакующий класс
Обращает народный поэт.
Маяковский и Пушкин...
Кому-то казалось нелепостью
Даже сравнивать вас,
«Представителей разных эпох»!
А в Москве между вами
Одна остановка троллейбусом,
А во мне между вами —
Один только выдох и вдох.
ПОЭЗИЯ
Не однажды она умирала
и не раз оставалась вдовой.
У поэзии нет генералов,
даже Пушкин - её рядовой.
Даже бравый гвардейский
поручик,
Петербургского света гусар,
даже он - только солнечный
лучик
на мятежных её парусах...
Пусть не всем монументы
отлиты,
но в единой шеренге стоят
на посту
и строка именитых,
и строка безымянных солдат.
Не делю на великих и малых,
кровной верностью связанных
с ней!
А надежда пройти
в генералы –
это дело штабных писарей...
БАЛЛАДА
Праздничный сумрак помершего
света,
сумрачный призрак умершего
дня...
Не потому ли осеннего цвета
и среди лета луна для меня?
Зрелости сада суровая мета,
осень - увядшего года луна,
грустная память вчерашнего
лета,
даже когда золотая она.
Зябко сквозит в благолепье
музеев
осень давно отшумевших
страстей.
И проступает недобрая зелень
и на короне, и на кресте...
...Ах, реставратор, тревогу
умерьте.
Полно, фенолог, напрасно
тужить!
Если уж "вечность" подвержена
смерти,
значит, бессмертна воистину
жизнь.
Ветер опавшие листья уносит.
Утренник ранний мерцает
в окне.
Это сегодня на целую осень
стала короче тропинка к весне!..
ОКЕАН
Океан... Океан... Многолик и велик.
Молодой богатырь и горбатый старик.
Развесёлый матрос и угрюмый пират...
Если лики твои воедино собрать,
если душу твою во всю ширь развернуть –
и тебе умереть, и земле утонуть!..
Каждый школьник на карте
тебя узнаёт,
каждый третий певец твои песни поёт,
но ни богу, ни чёрту пока невдомёк,
как ты нежен и страшен,
когда одинок.
До чего неприятна твоя глубина –
ей бы, горько-зелёной,
промёрзнуть до дна.
Нет названья и меры твоим холодам...
Только ты не родня мелководным прудам!
Это им - монотонные лодки качать
и потом до весны присмирело молчать.
А тебе - не смыкаться в солёной тоске.
Ты швыряешь её высыхать на песке,
припадаешь к губам остывающих рек...
И сравниться с тобой
может лишь человек.
ЧЕЛОВЕК
Человек ceбe придумал бога
или богом создан человек.
Только по Земле одной дорогой
вместе шли они из века в век.
Падал человек. И подымался.
Умирал. И заново рождался.
Воскресал. И снова в пекло лез!..
Настрадался, ох, как настрадался
рядом с ним идущий сын небес…
А в тумане брезжил звон
кандальный.
А вдали маячил чёрный крест.
И, земных не выдержав страданий,
умер бог. И больше не воскрес.
И с креста
из тьмы столетий прежних,
В наш тревожный, в наш
безбожный век
зорко смотрит "праведник
и грешник" –
бога переживший человек...
РАБОТА
Работа для меня - необходимость.
Я там, где чудеса в труде творят...
А старики ворчат:
«Скажи на милость,
за то, мол, нас бездельем-то казнят?
Не рано ли списали нас в утиль?
Не заживо ль в могилу нас
кладёте?
Пойми, сынок, мы жить ещё хотим:
истосковались руки по работе!
Эх, не поймёшь ты.
Больно молод-зелен...»
И завтра на завод они придут,
считающие пенсию бездельем,
не год - всю жизнь отдавшие
труду.
Принарядятся в старые спецовки,
хитринку пряча в сивой бороде,
пройдут к станкам решительно
и ловко,
на добрых двадцать лет помолодев.
И посветлеет в цехе отчего-то,
и я в своём негромком ремесле
увижу вдруг великую Работу,
до сей поры неведомую мне...
ШКОЛЬНЫЙ ВАЛЬС
Нам с памятью встречаться недосуг,
на зов её всё медлим отозваться...
И вдруг неслышно раздаётся круг
под тихим, как дыханье, всплеском вальса.
И - чудеса! - угомонился джаз,
шумливых танцплощадок завсегдатай.
И не быльём поросшее "когда-то",
а "школьный вальс опять звучит для нас..."
И вспомнилось о том весеннем дне,
когда весь мир пред нами раскрывался,
чтоб в ком-то зазвучать шахтёрским вальсом.
И вальсом севастопольским - во мне.
... Прости-прощай, родимое гнездо!..
И торопливо взмахивали руки.
И голосами скорых поездов
уже трубили скорые разлуки.
Лететь, как птицы, вольными людьми! -
каким восторгом головы кружились!..
А птицы - только-только возвратились.
Но птиц тогда не понимали мы.
...Играют вальс. Всё тот же "Школьный вальс".
Как прежде, с ним на "ты" сегодня каждый:
Он с юностью поздравил нас однажды,
он юность возвращает нам сейчас.
И птицу, что живёт в моей груди,
опять зовёт неведомая птица...
Мне навсегда сюда не возвратиться
и до конца отсюда не уйти.
ГОРЛОВКЕ
Почувствовал - разлукой
сердце ранено,
и понял: по тебе тоскую я,
моя индустриальная окраина,
далёкая, а всё-таки моя.
Пускай не вышло из меня
шахтёра,
характер мой замеса твоего,
и, может, потому влюблён
я в море,
что ты похожа чем-то на него,
И день и ночь кипишь,
не уставая,
не остывая от больших забот,
рабочая, живая, трудовая –
от шахтных лав до тряского
трамвая, -
возившая меня на машзавод.