Эоловой арфой звучала флюгарка,
Скликая на спевку всю розу ветров,
И не было нужно иного подарка,
Когда унимался отчаянный рев.
Безвольно склонялись усталые ветки,
Царапая глянцево-черный навес,
И сеялся дождь неотвязный, но редкий
На теплую землю с холодных небес.
Всю осень они не жалели усилий,
И все-таки сердце крепилось, пока
В саду позабытые яблоки стыли,
Невидимым каплям подставив бока.
Ночами осенними грезилось часто,
Что это когда-нибудь тоже пройдет,
Но зимы слепили сиянием наста
И щедрой рукой прибавляли забот.
Поземки вились, скорпионами жаля
И полы шинели сжимая в клешне,
А душу, что бредила чашей Грааля,
Не грело чернильного цвета кашне.
И взор, очарованный сказочной далью,
Ничуть не прельщала убогая близь,
А дерзкие мысли, стремясь к безначалью,
Куда-то сумбурно и дико неслись…
Но годы, проплыв, как туман над болотом,
Оставили смутную тень на лице,
И сделали явью, сыграв как по нотам,
Что было написано встарь на кольце:
Давно замолчала эолова арфа,
Осыпались яблоки, вылинял толь,
И где-то остатки шинели и шарфа
Теперь доедает голодная моль.
И больше не жалко природы усталой,
И больше не тянет за грань заглянуть.
Но, может быть, легче от этого стало?
О нет, ни на йоту, нисколько, ничуть!