/ новелла первая /
Это было в те достославные времена, когда слово “милиционер” являлась синонимом надежности, защиты, и непоколебимой веры в светлое будущее. Когда девиз “to protect and to serve” пылал в каждом сердце юного сотрудника милиции, вставшего на зыбкий и тернистый путь охраны общественного порядка, тем более, если охрана правопорядка осуществлялась в электропоездах, и на милиционеров возлагалась задача по обеспечению прав и свобод пассажиров, являющихся по счастливому стечению обстоятельств, гражданами нашей великой державы.
Вообще, в милиции, дионисийское начало преобладает над аполлоновским, благодаря чему мы и имеем в итоге рождение трагедии из духа несовершенной музыки милицейских сирен. Законотворцы надеются, что в полиции будут служить одни Аполлоны с интеллектом Эйнштейна, которые ни при каких обстоятельствах( даже если их в течении получаса обкладывать трёхэтажным матом и плевать в их сияющие аполлоновские физиономии) не позволят себе не то что двинуть вам в рыло всеми видами спецсредств, но и даже повысить на вас голос.
Итак, продолжим… тот знаменательный день, о котором далее пойдёт речь, ничем особым не отличался. Для полноты картины представьте себе жаркий июльский день, духота, в тени выше тридцати градусов по Цельсию. Полный штиль. Основные события же разворачиваются в обычном вагоне пригородной электрички, которая на крейсерской
скорости( около шестидесяти км.в час) неумолимо приближается к пункту назначения.
В вагоне, как вы понимаете, кондиционеры отсутствуют, а открытые окна общего фона не меняют. Плюс ко всему все вагоны забиты до отказа, люди едут стоя, матерятся про себя, медленно исходя потом, бабушки с вечными тяпками и вёдрами, нафталин, смешиваясь с другими не совсем приятными запахами, вообще отбивает всякое желание жить. Юные студенты жмутся к таким же юным студенткам, любовь сильнее отвратности творимого бытия.
Наряд милиции по сопровождению электропоезда, в количестве двух боевых единиц, по форме с табельным оружием и спецсредствами, скромно приютившись на краешке деревянных сидений, мечтает о завершении поездки и жаждет холодного пива. На скамейке напротив, сидит бабулька, и раз за разом пытается усмирить тявкающую на весь вагон собачку скомканной породы гладкошёрстных тявкающихвдоотказанабитыхвагонах
собачек. Весь этот хаос продолжается более часа, и пассажиры начинают недовольно роптать - де, понятно, что ехать надо всем, но жара и пятница, и сдался тебе этот питомец.
И тут старший наряда, не будем называть имён, ибо скромность всегда отличала советскую милицию, решил, что настал его звёздный час, он ощутил себя Цезарем перед Рубиконом, момент истины, и божья благодать озарили дальнейшие его действия. Он достаёт из кобуры пистолет Макарова, снимает с предохранителя, передёргивает затвор и двумя выстрелами в упор заставляет пёсика замолкнуть навсегда. В вагоне настала такая тишина, как в первые мгновения после сотворения мира. Зеленеющая на глазах бабушка, владелица убиенной собачки, сведённым артритом пальчиком, тычет на окровавленный трупик. Милиционер встал со скамейки, сказал, обращаясь, в основном к хозяйке пёсика:
- Счас урегулируем!”, снял с себя форменный китель с погонами старшего сержанта и, завернув в него убитую собачонку, выбросил всю эту композицию в открытое окно вагона. Окинув пассажиров счастливым взглядом, он изрёк ставшую уже крылатой фразу – “Не стоит благодарности. Я просто выполнял свою работу…”
До конечного пункта пассажиры этого вагона успокаивали старушку, поили её тёплой водой и обмахивали газетами “Гудок”…а наряд продолжил плановое патрулирование электропоезда. А вдруг, и в других вагонах творятся подобные безобразия?!