Холодный свет. Беззвучный листопад.
Молочность мглы. Колючий дождь вполсилы.
Встопорщенные зубчики оград.
Кресты, кресты. Просевшие могилы.
Прозрачные увядшие цветы.
Веночные рассохшиеся ленты.
Недвижность. Бесконечность немоты.
Осколки обелисков. Постаменты.
Тускнеющие лужи-зеркала.
Тропа в иголках влажной ржавой хвои.
Печальный Ангел – ломкие крыла –
к надгробию склонённый головою …
*
Скорбящий Ангел – вечный оберег,
торжественно расправленные крылья,
тебя хлестали ливни, град и снег,
нещадно посыпало Время пылью.
Ты помнишь,
прежде светел был погост,
безумствовали радостные птицы, ...
как пел сладкоголосо в мае дрозд
для спящей под плитой отроковицы
с чудесным нежным именем Катрин –
твоей, почившей в бозе, подопечной;
на крест спускался кремовый жасмин
фатой полупрозрачной подвенечной …
Ты помнишь,
как слетались мотыльки
к соцветьям примул около оградки,
как воздух расшивали пауки
серебряными нитями, …
как прядки
твоих кудрявых мраморных волос
трепало солнце тёплою рукою,
и неба ярко-синий купорос
над кладбищем плыл тихою рекою …
Казалось, нет ни смерти, ни беды,
нет ни тревог, ни горестей, ни боли …
хранишь крылом могильный холмик ты,
Катрин лишь спит, …
покойно спит не боле …
*
Менялись не один закат-рассвет,
тянулись ввысь, взрастая, мачты сосен.
Немало Ангел встретил зим и лет,
промчались на погосте сотни вёсен.
Давно бывала раньше здесь чета –
болезненная дама и мужчина,
С собою приносившие всегда
тюльпаны, гиацинты, георгины …
Укладывался бережно букет
дрожащею рукою на надгробье,
за ним кулёк печенья и конфет,
шепталось что-то нежное с любовью. ...
Они сидели рядышком, бледны,
и гладили начертанное имя …
А Ангел наблюдал со стороны
с безмолвным состраданием за ними …
*
Так было лет шестнадцать,
всё потом
переменилось днём апрельским круто –
чету похоронили под крестом
одним в семейном склепе, …
с той минуты
не навещалось кладбище уже,
ну, разве подойдёт случайный кто-то
к бурьяном зарастающей меже,
однажды в год, ...
а то и за три года …
Взбирался мох к изящному «Катрин»,
съедая жадно буквицы и даты,
и сохли постепенно розмарин,
любовно здесь посаженный, и мята …
Росли вокруг всё выше дерева,
чернели от дождей дубы, ракиты.
Лик ангельский менялся, голова
клонилась ниже к серому граниту …
*
Запутанные стебли повилик
связали прочно ангельские ноги.
Опущенные плечи. Скорбный лик.
Печать неутихающей тревоги.
Провалы круглых мраморных глазниц –
вселенская тоска и боль утраты,
и память о десятках разных лиц,
блуждавших меж оградами когда-то …
Сегодня тих и сумрачен погост,
не то что прежде, гости ныне редки –
порхнут вороны серые из гнёзд,
да белка, потревожив лапкой ветки,
скользнёт на изумрудный мох плиты
за жёлудем – к корням седого дуба,
и тут же прочь, …
вослед посмотришь ты –
улыбка тронет ангельские губы …