Последние часов двадцать, кидает из крайности в крайность:
С асфальта качусь в овражек и задыхаюсь,
То матом спаянным, то обезличенным молчаливым отчаянием
И крепятся руки в хватке и жмут кулаки свое, -только бы не заплакать
Только бы не растерять изнутри ее...
А там хоть стоять, хоть падать, в сущности не все ли равно?
Когда боль разрядом сквозь тихое: «ты уже не мое»
И дробью по буквам в висок, а после долгая сигарета
Мне снилась чья-то смерть, казалось хоронили поэта