Наше детство остается в памяти маленькими или большими островками (осколками), порой и вовсе крошечными…
Вдруг что-то цепляется за ассоциативную ниточку в клубке памяти и вытягивает цепочку событий и фактов значительных и не очень, но для нас всегда важных, ибо, что может быть острей и пронзительней ностальгических воспоминаний детства!..
ОЧЕРЕДЬ
Нынче очереди, хоть и не редкость, но далеко не правило, а вот раньше – это был непременный и важный атрибут нашей жизни.
Это были безразмерные очереди, в которых мы часами стояли (бессмысленно и безнадежно), зачастую так и не получив заветное нечто…
Сразу после войны это были очереди за продуктами, получаемыми по карточкам, позднее – за продуктами за деньги, еще позже – за румынскими сапогами, болоньевыми плащами, телевизорами…
Но речь пойдет вовсе не о них, а о небольшой, но очень эмоциональной очереди в нашей общей квартире.
В те времена практически не существовало отдельных квартир и в коммунальных квартирах проживало несколько семей, а у нас – всего две – наша, состоящая из шести человек (четверо детей и родители), и еврейская семья – пенсионерка Анна Семеновна Рабинова (мама всегда уточняла – Рабинович) и ее сорокалетняя дочь…
По-разному начинается день в других домах, у нас же каждое утро знаменовала очередь.
И виновником столь необычного распорядка дня была Анна Семеновна.
Получалось так, что нам всем почти в одно и то же время необходимо было уходить – кому на работу, кому в школу, кому в садик. Единственный человек, кому некуда было спешить, была Анна Семеновна. Она-то и стала камнем преткновения.
Примерно за пять минут до всеобщего подъема, она неспешно вставала и гордо шествовала в пока еще пустую туалетную комнату с двумя неизменными дощечками в руках (тогда еще не существовало сидений для унитаза), аккуратно укладывала их, и садилась на образовавшийся трон, гордо и важно восседая на нем неопределенное время.
Трудно сказать, что она там делала, какие проблемы решала (скорее всего, планетарного масштаба), но продолжалось это мучительно, невыносимо долго…
Первый страдалец, нуждавшийся в сим заведении, натыкался на запертую дверь, уходил, возвращался, вновь уходил, делая все меньшие круги.
За ним появлялся второй, которого постигала та же участь. Далее – третий. Постепенно выстраивалась стремительно растущая очередь.
Но это была странная очередь. В обычной очереди стоят тихо, спокойно, здесь же очередь “жила” активной, беспокойной жизнью с оттенком вожделения и невоздержанности, пожалуй, даже истеричности.
Одни переминались с ноги на ногу, другие – почему-то садились на корточки, предвосхищая восторг “расставания”, третьи – слегка подпрыгивали, постанывая, покряхтывая.
И умиленные взоры всех неизменно были обращены в одну точку – на заветную дверь.
Начинались легкие постукивания в дверь, переходившие в более частые и сильные, потом уже ни в чем не повинная дверь едва выдерживала многорукое нетерпение страждущих…
Младшие дети вставали чуть позже и мчались, летели в предвкушении освобождения, увы!..
Обреченно становились в очередь, с боем между собой отвоевывая заветное местечко в ней, ведущей в мир удовлетворения.
Почему-то здесь никто никому места не уступал, страдая небывалым эгоизмом.
Малыши нетерпеливо переминались с ноги на ногу – их время ожидания ограничено, затем подскакивали, прыгали, уговаривая себя стать мужественными и сильными, еще позже сгибались пополам, располагая руки между ног, чтобы удержать рвущийся наружу позор, наконец, понуро оставляли быстро сомкнувшуюся очередь, удрученно оставляя на полу лужи нетерпения…
И вот, когда уже приближался вселенский взрыв, наша мама, невменяемая, озверевшая, прибегала из кухни, подбегала к двери “преткновения интересов”, грохотала в нее, отбивая руки и ноги, истошно вопила, объясняя соседке – кто она такая, какая у нее настоящая фамилия, какой она нации, включая в свой лексикон весь, пусть и небогатый, но весьма убедительный набор непечатных, положенных для такого случая слов.
И тогда Анна Семеновна величественно выплывала из туалета и невозмутимо следовала в ванную комнату, где запиралась на столь же длительное время, а в вожделенный проем, отталкивая друг друга, забыв о вежливости и очереди, (какие там женщины, какие дети!), устремлялись пострадавшие, из которых уже вырывалось то, что еще недавно могло спокойно их оставить.
За закрывшейся дверью слышались восторженные всхлипывания счастливчика, повизгивания, хрипы и бормотания и, наконец, последний выдох бесконечного восторга освобождения.
Счастье бывает разным, но это счастье не сравнится ни с чем – глаза выходящего заполнены слезами наивысшей благодати, словно он вот только что побывал в раю!..
Очередь быстро пустела, перемещаясь к другой двери.
Теперь то же самое повторялось с дверью в ванную комнату, впрочем, не