Вышел из дома Жоржич,воздух ноздрёю втянул,
Скорчил всем мерзкую рожу,и раз пятнадцать чихнул,
Шёл,и при каждом движеньи,хруст он и лязг издавал,
Словно несмазанный робот,на переплавку шагал,
Будто бы целую зиму,под снегом валялся он,
Ранней весною оттаял,ложиться шёл в металлолом,
Шёл он и что-то черкал,в книжке своей записной,
И озаряло светило,череп его жестяной,
Долго он в клубе работал,долго он стулья таскал,
Нынче на пенсию вышел,час избавленья настал,
Вдруг он увидел,как столяр,из-за угла без очок,
Смотрит,и держит в деснице,клубный огромный сачок,
На голове его кепи,с тулова плащ обвисал,
Мерно гремя челюстями,он солидол жевал,
Рядом со столяром-худрук,оком туда же глядит,
В зев он швыряет шурупы,жвалой угрюмо хрустит,
Он облачён в телогрейку,вместо шарфа-с вилкой шнур,
Он в расклешённых кальсонах,на голове-абажур,
Лязгая и громыхая,Жоржич к ним тоже шагнул,
Череп свой медный за стенку,высунув,тоже взглянул,
От изумления Жоржич,намертво к стенке прирос,
Ласточке -птичке подобно,Таня порхает меж роз,
Челюстью лязгнув,столяр,прогромыхал:"Ё-моё,
В этот сачок огромный,счас я поймаю её!"
Грохая,как бронепоезд,столяр рванул вперёд,
Таня на землю спустилась,свой прекратив полёт,
Мчался он,мощный и страшный,длинный,как башенный кран,
Щас он заловит Таню,словно рыбку в экран,
Но,от земли оттолкнувшись,изобразив пируэт,
Тут же исчезла Таня,только была-и нет,
В недоумении столяр,тут же затормозил,
Но по инерции метров,пять по асфальту юзил,
И от большого тренья,лыжи свои он сжёг,
Палки истёр до ручек,и изорвал сачок,
Дымилось его тело,в асфальтовой колее,
И что-то тихонько хрустело,в медном его нутре,
И от открытья такого,что асфальт не скользит,
Жоржича тут же послали,за портвейном в визит,
Домой они возвращались,ржавые песни поя,
Медное эхо металось,и занималась заря...