До краёв нам стаканы нальют. И прикроют краюхами чёрного хлеба.
Вспоминая о том, что ушло. И возврата которому попросту нет.
Нас проводят друзья. И враги. И осеннее низкое серое небо
Посмотрев, что в себе мы несём, навсегда поменяет свой плачущий цвет.
Мы друг друга конечно простим. За слепые обиды и мелкие ссоры.
Мы отбросим притворство. И будем любить. Как никто никого не любил.
Нас условности этого мира уже никогда, никогда не затронут,
И поймём мы, что тратили попусту столько времени, нервов и сил.
Позабудут нас дети и внуки. А может, совсем никогда не узнают.
Время выцветет наши дела. И сотрёт, словно ластиком, наши следы.
И, когда имена, что нам были даны, на снегу этой жизни растают,
Мы пробьёмся сквозь землю навстречу весне родниками чистейшей воды;
Мы рассыплемся в небе дождём, преломляясь на радугу в солнечном свете,
И зелёной травой прорастём там, где раньше трава никогда не росла.
И по этой траве, веселясь, пробегут босоногие звонкие дети,
И влюблённые лягут, и будут в индиго на звёзды смотреть до утра.
Вот тогда мы росой испаримся с цветов и лазурью ворвёмся в белёсое небо,
Наполняя собою всё то, чем был жив и живёт этот перекалеченный мир...
А пока... До краёв нам стаканы нальют, и прикроют краюхами чёрного хлеба,
Оставляя у свежеоструганных наших крестов этот полный гранёный потир.
И потом мы закончим наш цикл, и опять понесёмся по вечному кругу,
В перепутьях различных планид, и, конечно же, в пересеченьях веков...
Мне бы очень хотелось, чтоб в новом витке мы с тобою нашли и узнали друг друга,
А не тыкались в руки чужие носами незрячих, скулящих щенков.
И, покинув приют ярко-синего и золотистого светлого цвета,
Зная всё о любви и о боли, и желая вернуться в начало как можно скорей...
Только наша беда в том, что мы навсегда- навсегда позабудем всё это -
С первым криком своим, и со рвущимся стоном незнающих нас матерей...