Зашёл в бистро я пообедать, в Марселе было дело.
Кажись в начале лета, присел за столик к деду
На улице жара, я помню, как вчера.
Старик холёный предо мной.
Садись, сынок, мне на - французском, рядышком со мной.
Я сел с ним рядом у окна, беседа плавно потекла.
И порт там видно из окна, там яхты, катера.
Да трость изысканна, стояла у стола.
Она моё вниманье привлекла.
Я ел и на неё смотрел, старик мой взгляд узрел.
Он что-то буркнул на испанском, вроде про себя.
От неожиданности на английском, что-то брякнул я.
Он мне на польском, что-то, вскользь,
потом на русском вроде невзначай.
Дед допивал свой чай.
Я встрепенулся, язык тогда я этот изучал.
На русском его я поддержал.
Он мне Есенинской строкой, там что-то про Рязань.
Потом про жизнь свою, с вопросом, где живу.
Ответил, что в Мадриде, уехал из Парижа.
А где бывал, ответил, что мир я повидал.
И в Лондоне немножко проживал.
Потом болтали про Сидней и что-то, про Бомбей.
И что на Родине всего милей.
Ему я про Канаду, про деда своего в Оттаве.
И про прабабку, что живёт в Берлине, по материнской линии.
А он мне про Россию, где вечера безумно сини.
И что-то про снега, что с детства сирота.
Про детский дом, где жизнь босяцкая была.
Он вроде бы писатель, иль поэт, познал нужду и много бед.
Я про родителей в ответ, отец послом уж много лет.
Ещё не стар, не сед, жил в Аргентине немало лет.
Потом Япония, Китай и, что в Израиле бывал.
И веру православную принял.
Что в Рио наверно перееду, а он про детства беды.
Про прошлую войну, про голод и нужду.
Неспешно продолжалася беседа, я вспомнил, что пора мне ехать.
С ним распрощался и уехал.
Я вспомнил это всё в Марселе, бистро там это и доселе.
Туда я прилетел, решить вопрос посольских дел.
В бистро я в том опять сидел и вновь на яхты, катера, смотрел.
И образ деда, как живой, вдруг стал передо мной.
Я вспомнил тот разговор, как вроде бы пустой.
И трость со странной головой.
Я вспомнил про его страну, наверно в Россию, когда-то полечу.
Что будет дальше, пока я промолчу.
Наверно учителя могилку навещу и в Аргентину полечу.
Ему, обязан, что на русском вам пишу.
Его я на могилке помяну и стопку водки за него налью.
Я помяну его по-русски, ведь он по крови русский.
И русский краше, чем родной французский.