Про войну

Майк Зиновкин
В бессмертии бесценен только сон –
Убежище бойцов последней роты.
Забвенья золотое колесо
Привычно набирает обороты,
Со скрипом проходя за кругом круг –
Не будет больно в случае успеха.

В безмолвии фатален каждый звук,
Который разнесёт шальное эхо.
Но наш радист оглох от тишины
В ответ на все «спасите наши души».
Исходы битв давно предрешены –
И дело не в количестве хлопушек,
А в тех, кто может трезво и незло
Послать под пули собственного сына.

Без своего окопа, как без ног.
Молитва «Да пребудет с нами сила!».
Нигде так не нужна, как на войне –
Я знаю сам, я внук артиллериста.
С привычкою не верить Сатане,
Когда он приближается на выстрел,
Не допускаю лишней суеты,
И не даю сомнениям тревожить.

В безвестности о славе лишь мечты.
Но мне зачем-то Родина дороже.

Она ещё, покуда, за спиной,
Хоть с каждым днём всё больше просит мира.
Там жадно в вакханалии хмельной
Расстреливают женщин командиры,
И воют санитары от тоски,
На скорую заштопывая дырки.

Но кто-то рядом дьяволом морским
Клянётся из-под мятой бескозырки.
И хочется опять шептать «Ура!»
И перестать считать боеприпасы.
И чтобы завтра – лучше, чем вчера,
И чтобы навести и не промазать
В того молодцеватого с ружьём,
Что радостно меня нашёл в прицеле.

В безвластии спокойней за вождём,
Пускай он лишь харизмою и ценен.
И если будешь преданно служить
Такому одиозному тирану,
То вскоре сможешь видеть миражи
И вместе со страной пойдёшь по плану
Туда, куда его простёрта длань.

Так хочется поспать до артобстрела,
Но снова нарезают неба ткань
Пропеллеров тугие децибелы.

В бессоннице рождаются стихи,
В беспамятстве – легенды и химеры.
Когда бы на погоны две шохи,
Полковник стал бы полным кавалером.
И въехал бы на танковой броне
В родной освобождённый мегаполис
Со знаменем.

А где-то в стороне
Мортиры пережёвывают совесть
Наводчиков. Под матерное «Пли!»

В бесстрашии штампуются герои,
Которые сжигают корабли
И кровью заливают поле боя.
Она такая красная. Своя.
И красная не менее – чужая.

Я в эту землю врос, как тополя,
Однополчан отвагой заражая.
В безвыходности выход через вход,
Но шаг назад страшней удара сзади.
Здесь умереть почётно и легко,
Но только, бляха, чьей забавы ради?
В бесцельности присутствует – не цель –
А что-то наподобие мишени.

Все наши жизни выстроились в цепь
Бесчисленных побед и поражений.

А за рекой зашёлся соловей,
И зеленеет роща на пригорке.
И хочется лежать в густой траве,
Вдыхая шумно запах пряный… горький…
Вот только снайпер снял уже троих,
Беспомощно теперь глядящих в небо.
И Бог на них прощение струит,
Которое волнительней победы.
Решай, сержант, кому сфартило тут:
Кто в броннике родился, кто в рубахе.

Безверье предваряет глухоту,
Гротескно увеличивая страхи.
Бездействие – есть тоже тяжкий грех,
Достойный прародителя Пилата.

Но я готов идти – один за всех –
Пускай не на Голгофу, так в солдаты.
В обнимку с уценённым калашом,
В пехоте самого царя Гороха.

Познавший, что такое хорошо,
И в сто раз больше – что такое плохо,
Не жди меня – я не вернусь домой,
Я пропитался порохом и потом.
Ты, не узнав в окошке профиль мой,
Надсадно и тревожно спросишь «Кто там?»
А потому прощай и не вини
Меня в том, что не выдержал проверки.

Поверь, ничто так сильно не пьянит –
В безумии войны я стал берсерком.
(16:15) 10.11.10.