Когда он выходил на душную, полную машин и жужжащего, лихорадочного движения улицу, его преследовало ощущение двойственности этого муравейника. Как-будто где-то там, стоит лишь открыть крышку люка, ведущего глубоко вниз, живут совершенно другие (теплые, настояще- искренние и счастливые) люди.
По утрам его неизменно будил аромат свежесваренного черного кофе, гренок и исключительных сладостей: такие умела делать только она и только по утрам - в минуты самого ее душевного равновесия. Он неохотно перекатывался к краю постели и усилием мышц сваливал одну ногу на пол. Так проходило еще пять минут, и вот в коридоре слышались уже знакомые шаги. Мягко скрипнув, дверь впускала за собой роящийся, забивающий ноздри и спорящий с желудком аромат только что приготовленного завтрака и ее, улыбающуюся чему-то совершенно обыденному одними уголками губ.
***
Она любила комнату, наполненную его теплом в минуты сна, когда его лицо, обычно такое серьезное и мужественное, приобретало наконец оттенок девственной невинности. Она ждала его. Ждала все эти годы для того, чтобы наконец полноправно ощутить умиротворение и покой.
Когда ей было двадцать с небольшим, он так внезапно втиснулся в ее жизнь, что позднее она часто спрашивала себя, не привидилось ли ей все это.
В то утро она, кажется, занималась обычными своими пустяками, после которых обязательно остается чувство выполненного долга. Солнце уже стояло в зените и большие пуховые облака с напускной натужностью плыли к линии горизонта. Самым странным в человеке, внезапно появившемся на пороге дома, казались глаза (знакомые, удивительные и смеющиеся). Было в нем что-то свойское, будто он происходил из одной с ней семьи и даже носил ту же фамилию.
***
Ему нравилось, что еще некогда маленькая и хрупкая, она выросла и окрепла настолько, что харАктерностью своей могла задвинуть за угол любую прекрасную барышню с вечно сияющим кошачьим взглядом. Он умилялся сочетавшейся в ней живости ума, хрупкости натуры и непостижимым образом проявлявшейся в трудные моменты темпераментности. Да, она стала поистине той, которую он так долго искал, о которой мечтал в самых своих невозможных снах.
С ней у них случались споры, исход которых никогда не был известен загодя, потому что оба ненавидели уступать и бились до последнего, как раненые звери. В минуты искренних разговоров она любила высматривать в его глазах что-то только ей одной ведомое и часто погружалась с головой в мерный поток его слаженной и тягучей мысли.