Нарочито вычурные, вычерченные чернилами строчки мне не чета,
Пускай другие козыряют червонными тузами,
Пусть наворачивают, навораживают, исполняют чарами глаголы и причастия,
Чтобы потом смирить свое чревоугодие и превозвысить чванство.
И пусть пестреют рифмы, всё равно зачахнут
И превратятся в мусор, в груду чуждых миру истин;
Пусть щеголяют дахтелем и ямбом, шаг чеканя,
И бьют челом в угоду королю, который им постыл и ненавистен.
А мне у сердца тысячью червями
Все чувства точат мякоть ткани.
Пишу все набело: мне свыше корректуры не послали,
А здесь, уж на земле, души отмершей часть в лепешку раскатали.
А кровь, она не страшная, не грязная, такая ж, как черешня,
Жаль только, всяк имеет ход в тот сад душевный, вечно вешний,
Там погубили все плоды, нахально ухмыляясь,
Не пожалев ни малости, ни капли, ни чертова гроша, смеясь и скалясь.
Теперь себе сама наметила черту,
Чернильно-черным грифелем, углем,
Чтоб не забыть, что небо там, где Бог, где первый дом,
А Сатана в чистилище гниет, смакуя мясо красное во рту.