Государыня без царства,
по тебе ли монастырь?
Сколько скорби, сколько барства,
где твой трон и где Псалтырь?
Где твой витязь златолатый,
где твой шут и где твой крест?
Нет ни кельи, ни палаты
на полсотни верст окрест.
Что вопить о бедах парий,
если даже ты в беде!
Тонет город – лупанарий
в шумах авто и биде.
Тонет в стонах, стонет в песнях
и, того не зная сам,
ждет, когда пойдешь к отвесным
слепо праведным весам.
И опустишь шум мишурный
на одну из вечных чаш,
на другую – все ноктюрны
и надежды передашь.
И качнется чаша долу,
и решится спор судеб,
и Господнему престолу
предпочтешь пшеничный хлеб.
Всё решится... Всё решилось
ещё много дней назад,
когда царственную милость
ты мне тщилась оказать.
И прикинувшись черницей
(роль не каждой по плечу),
прикрывала власяницей
драгоценную парчу.
И касалась ты перстами
черных ран моей тоски,
и баюкала устами
боль, дробящую виски.
И когда твой свет природный
стал второй моей душой,
ты беззлобно и свободно
пожелала стать чужой.
Всё решилось... Что ж решилось!?.
Иль спалён последний скит,
или нашей жизни гнилость
больше сердце не саднит?
Я предвижу дух весенний
в царстве крашенных вериг
и как общее спасенье
предрекаю твой постриг!
1981 г.