ДРЕВО ПОЗНАНИЯ
Отсчёта не было начала,
Тем более, ещё конца.
Ни вечности, ни доли малой.
Но вдруг дерзания творца
Из ничего, и ниоткуда,
Азарта бурно не тая,
От целомудрия до блуда
Создал Бог царство бытия.
Свет отделил легко от тьмы.
Огонь он вытащил из вод.
Соткал из шалой кутерьмы
Ночной. Весь в звёздах небосвод.
И солнце жаром запалил,
Чтоб от набухшего тепла
На суше от избытка сил
Тварь божья множиться могла.
Пять дней без устали творил,
Прощаясь с пошлой пустотой.
Что помнит нильский крокодил…
Но день тут наступил шестой,
Как пик ваятельного хобби.
Явился на миру Адам,
Который был творцу подобен,
И разум был Адаму дан
Для созерцания Эдема
С благоуханьем райских кущ.
С тех пор и побежало время -
Во всём создатель всемогущ.
Адам же скоро стал наскучен
Столь целомудренной красой,
Сказав творцу: Ведь будет лучше -
Бродить по саду мне с женой.
Приняв ту просьбу, на ура,
Бог радостно под райские напевы,
Взял из адамова ребра
Слепил подругу жизни, Еву.
Потом они всегда вдвоём
Блаженны были дивом сада,
Где над извилистым ручьём
Свисали гроздья винограда.
Их дар свободы дальше влёк
К исканью собственных затей.
Но раз в запретный уголок
Их заманил лукавый змей.
На ушко Еве змей шептал,
Что есть познания плоды.
Они сияют, как кристалл
Невинной чистотой воды.
То древо, кстати, Бог создал.
Ведь всё - его прерогатива -
Земная твердь, на ней Адам.
И Ева с наготой игривой
Сорвала яблоко Адаму.
Он откусил - блаженный миг -
И тут же сокровенность срама
Прикрыл листвою щедрый фиг.
Так от познанья содрогнулся рай.
Бог в нарушении запрета
Был строгим, может через край,
Их выгнал, осенив заветом:
Неизлечим познанья грех.
И даже пробовать не надо
Срывать кокосовый орех
Иль гроздь хмельную винограда.
Сомкнулись райские врата,
Как крылья сокола в полёте.
И первая семейная чета
Вошла в обитель разума и плоти.
И тут свободы божий дар
Открыл величие природы
О том, как вольности комар
Спрягает чудо небосвода.
О, как Адам благословил
С открытой страстью свою Еву…
С тех пор пошёл отсчёт любви
Ростками человеческого древа.
Всю землю щедро опалил
Огонь любви, всегда творящий,
Что даже сгинул царь земли
Громадный кровожадный ящер.
И расплодились племена
В отливах разноцветной кожи.
А всё любовь, одна она
Светилась откровеньем божьим.
Свобода и её запрет -
Неразрешимый, и веками
В молитвах человек воздет
Порой с распятыми руками,
Чтобы с креста к мятежным небесам
Священным духом воспариться.
А ведь создатель первый сам
Нарушил заповедные страницы
Библейских самых вечных книг,
В которых главное - декада
Заветов, наставлений напрямик -
Как человеку жить-то надо,
Таких как: не кради и не желай
Чужого дома и жены.
Иначе не доступен рай,
И ждут объятья сатаны.
Но в голубя Бог обратясь
Раскрыл в экстазе свои крылья,
С которых непорочной связь
Свершилась с девою Марией.
В зачатье вовсе не причём
Был верный муж её, Иосиф.
А Бог был очень увлечён,
В земное лоно семя бросив.
Так наша эра началась
С влеченья грешного, простого
С названьем кратким - чудо страсть
С пометой рождества Христова.
А вместе с ним явился Рим,
Великий, в роскоши усталой.
Но Рим был лихо истребим
Возмездьем с варварским оскалом.
И плавилась гордыня от костров
Людская карой инквизиций
Так Папа Ватикана был суров,
Сам поедая смачно пиццу.
Тот ироничный декаданс
Пытался в средние века
Затмить открытьем ренессанс,
Что человек велик, пока
Кипит его священный дар -
Творить добром свободу духа,
Не требуя ни жертв, ни гонорар,
Ни славы пошлой. Но разруху
Стал ненасытно сеять феодал
В округе рыцарскою дланью.
Он освящённым гербом обладал,
Прикрывшим жадные желанья.
Вест-Индию открыл Колумб
С личиною миссионера,
Что крест - спасительный тот румб
Души. И кровь индейцев - это мера
Тех жертвенных злачённых чаш,
Попавших королям Европы…
Таков цивилизации вираж
Был вписан благом в божий опыт.
В тот век Джордано Бруно, Галилей
Иную ипостась нашли светила.
Костёр их ждал, а не елей,
Стекая славой из кадила.
А над Европой дым костров
Крест поощрял столь благосклонно.
И к ведьмам приговор суров,
Не потому ль туманность Альбиона
С тех пор висит набухшею слезой
За кару непослушной мысли.
Ведь был уже не мезозой
И люди от безволия не кисли.
А было всё наоборот:
Само познанье обретало веру -
Горохом Мендель сеял огород,
Но перед этим взял карьеру
Неукротимый церквью Бонапарт,
Как из пращи летящий камень.
Он водрузил на штык азарт,
Одобренный столь в Ватикане.
И кровь людская полилась
Обильно реками Европы
В пустых садах глумилась грязь
Под освящённый конский топот.
А шёл же просвещенья век.
Открытья с резвой частотой
Рожал же грешный человек.
И в этом был он, как святой.
А время, как чертополох,
Вросло в двадцатое столетье.
Тот век от алчности оглох,
Кровавою играя плетью.
Фашизм. О, как ему помог
Всё тот же крест, под крики : Хайль,
Под гимн резни, что с Нами Бог
С заранее прощёнными грехами.
Рейхнулся алчностью Берлин
Под скрежет мрачного рейхстага.
А в небе русском журавлиный клин
Хранит советскую отвагу,
В которой нет вообще креста,
А лишь добро и справедливость.
Как эта истина проста,
К ней не причастна божья милость.
Не может обратиться вспять
Бег времени столь негасимый,
Но обратился в крест опять
Взрыв над невинной Хирасимой.
Он растревожил облака -
Шатры божественной купели.
Молчали церковь, Ватикан
И о грехах псалмы не пели.
Нет, не познанья горький крах
Пришёл в двадцатое столетье,
А страшно то, что впопыхах
Встречались ангелы со смертью.
О личностной свободе речь пошла,
Как о заветной благодати.
Долой империи все зла -
Был лозунг прытких демократий.
И вспенилась потребы торжество,
Инстинктов блажь гламурная взыграла.
Был в смысл бытия направлен ствол
От желчной пушки либерала.
Лафет той пушки окрещён
Был вдохновенно римским Папой,
Придав священности ещё
Всю прибыль, что могли нахапать
Любой войны умелые жрецы,
Придав ей статусы законов,
Чтобы богатства прятать все концы
Под сень крестову безпардонно.
И так легко был позабыт,
Что кровожадный мрак фашизма,
Восставший над Европой на дыбы,
Повергнут был булатом атеизма.
Безбожники - великие сыны В огне парадоксального итога
Свернули шею сатаны
Без помощи молитвенной от Бога.
Потом пошла холодная война
За праведность идеи мирозданья,
В ней божья кара не видна
В деяньях авторов страданья.
Их может Бог лишил ума,
Взамен вручив слепую веру,
Чтоб лишь сгущалась кутерьма
В объятьях каверзной химеры.
Тут демократия без устали, взахлёб
Взметнулась из словесной мути,
Присев на главный небоскрёб,
Который флюгер точно крутит
От статуи свободы на восток
На тяге мощной механизма
Церквей, увидевших восторг
В небесной манне глобализма.
В церквях не пробежал молох,
И свечи не свернулись мраком,
И Бог от гнева не оглох,
От звона однополым бракам.
Пришёл настырный бред свобод,
Над непорочностью наглея,
Когда церковный божий свод
Скрепляет узы пары геев.
И почему-то вездесущий Бог
Не осудил их даже междометьем.
Иль в этом он увидел прок
Для третьего тысячелетья.
Поп стал нещадно отрицать
Духовность честную аскетов.
Блажь золотого сочного тельца
Затмила истины заветов:
Не обмани, не укради и почитай,
И дальнего прими, как брата,
Тогда реальностью наполнится мечта,
Чтоб в рай мирской всем распахнулись врата.
Застыл в колоколах печали звон
В церквях, в мечетях, синагогах.
Босая паперть и в роскоши амвон
Ждут нового послания от Бога.
Которую пришлёт Армагедон Буранами горящей лавы,
Чтоб опалить со всех сторон
Церковный крест лукавый,
За то, что он на правды путь
Так человека не поставил.
Тысячелетья бродит суть
По дебрям заповедных правил.
А разум, что был щедро дан,
Затмила словесами вера.
Бог осознал, что сей изъян
Есть цепь гремящая галеры.
Тогда он выразил протест,
Что под эгиду прячет крест
Жирующего, будто Крез,
Когда другой совсем не ест.
Обратно Бог принять решил
Под сень свою и дочь, и сына,
Чтоб излечить ранения души
Столь вирулентную грехами сильно.
И райский сад ещё не оскудел
Карающим вулканом перегрева.
Творящей новизной иной предел
Созрел в ветвях другого древа
Познания и разума свобод
Без назидания лукавого подлога.
И сорван будет неизбежно плод
Живительной рукой родного Бога.