На солнечном свете цветы увядают,
Над холмиком крест деревянный стоит,
Былое усопшего с дымкою тает.
Табличка глаголет: «Собой был убит».
Я пальцами робко к кресту прикоснулся,
И словно ударило током меня.
Пытался отпрянуть но будто замкнулся,
Железный браслет мои руки тесня.
Разряд пробежавший по нервным каналам,
Привёл в конвульсивный телесный психоз.
И члены мои спазмотичным накалом,
Забились под ритмы кладбищенских проз,
Что пел суховей по почившим страдальцам,
Отмерившим путь до последней черты,
По жизни идущим с сумою скитальца,
Иначе, как с собственной мерой версты.
Умершим по воле, не толь малодушью,
В петле, в грязной ванне, в фужере вина.
Ушедшим из вены над вязкою лужей,
Шагнувшим за грань на проспект из окна.
Я всё ж упирался и крест пошатнулся,
А после поверьте, был то не обман,
По центру креста страшный рот отчеркнулся,
Открылся и рос в мерзкой слизи мембран.
И будто нутро выводил символ веры,
За миг растянувшись в зловещею пасть,
И зёвом истошным в зловония серы,
Меня поглотила отвратная страсть.
Сомкнулись ресницы, я будто очнулся.
В квартире чужой…. На полу простыня.
Пытался подняться, но пол покачнулся,
А может быть ног не почувствовал я.
Осколки фарфора, усыпали кресло,
Повален торшер на паркетном полу,
Бардовые шторы как гадкие чресла,
Раздулись, завесив окон белизну.
И крик вдруг раздался. Из комнаты ванной,
На шее с петлёю выполз юнец,
За ним двое в форме, а лысенький главный,
Упёрся, сжимая верёвки конец.
Мальчишка хрипел и в агонии смертной,
Затрясся на грязном холодном полу,
И только когда стал он массой инертной,
Удавка упала на тело ему.
Озноб посетил моё тело ужасный,
Я будто влез в кожу того пацана,
Вскричал что есть силы, но видно напрасно,
Ни кто здесь не слышал, не видел меня.
Из двери входной показался служивый,
Он будто бы понял: «Свершён приговор!»,
Закинулась нить за трубу у гардины,
И тело поднялось под дружный напор.
А после те двое сожгли все бумаги,
Что в ящиках были под грузным столом,
А третий елозил по полу в отваге,
Стирая улики каким то шарфом.
И здесь я увидел представьте такое,
Наверное, помнить то буду всегда:
Из глаз мертвеца, что висело в покое,
Катилась как град за слезою слеза.
И вдруг над челом появилось сиянье,
И синие вспышки размером с яйцо,
Свеченье взлетало, за ним одеяньем,
Тянулись вибрируя ленты кольцом.
Тончайшие нити тянулись из тела,
Как змеи из пор прорывались они.
И звук был как будто ручьи шелестели,
А временем тока разрядам сродни.
И так продолжалось покуда над клубом,
Не свился прозрачный, телесный проект.
Он с жалобным видом смотрел и испугом,
На то, что висел он ту в пётлю продет.
А дальше рассказ уж не стоит вниманья,
Очнулся я возле кривого креста.
Что сталось со мной, не имел пониманья,
Ослабли все мышцы и ссохлись уста.
Домой возвращался я полон смятенья,
И как то хотелось мне парню помочь.
Его длинный волос, глаза как кременья,
И длинные пальцы забыть мне не в мочь.
Продолжение следует....