Ветрами перелётными заласкан,
стоит на перекрёстке рыжий клён,
дождинка одинокая на лацкан
скользнёт –
стряхнёт её небрежно он,
опустит погрузневшие манжеты,
обронит пару ярких лоскутов,
бормочет нечто тихое про лето,
про близость неминучих холодов ...
*
Боярышник –
недавний щеголь-денди,
носивший канареечный камзол –
теперь в отрепье жалком, цвета бренди,
щетинист, хил, на всё безмерно зол,
одно лишь утешение – рубины
рассыпанные щедро по ветвям;
дрожит, ссутулив зябнущую спину,
стесняясь проходящих мимо дам ...
*
Ольха тиха,
весь лиственный гипюр
осыпался на землю подчистую,
погиб наряд шикарный haute couture,
одежду бы добыть теперь простую –
хоть снежную рубаху и платок,
в метельном обогреться бы пальтишке;
качает беспокойный ветерок
ольховые коричневые шишки …
*
Безлиственные яблони черны,
как будто помертвелые вдовицы,
присмотришься едва со стороны –
почудятся морщинистые лица;
опушенные плечики худы,
ни грамма от привычной летней стати, …
к грудям прижав, баюкают плоды,
тетёшкают,
как будто те – дитяти …
*
Рябина, где янтарные шелка,
карминная пушистая горжетка?
раздетая ветрами,
свысока
поглядываешь,
вечная кокетка,
зовёшь хмельной горчинкой коньяка
и ладным очертаньем силуэта,
дрожат от дуновенья сквозняка
пурпуровые бусы и браслеты …