и не одного поданного тобой одеяла

Чарли Миллер
Я захожу сюда, как будто ищу спасения. Нога упирается в дверь и мне преподносят успокоение (рецепт как обычно чертовски прост: пинокаладо где больше рома и меньше сока). Нет не страдание и не беда, мне пусто в твоих ресницах, гулкая тишина крадется за мной по проходящим мимо лицам; мне страшно сыграть в забвение, отрекшись однажды теряешь уже навсегда и лечишься по накатанной - леска прочнейшая в ушко тончайшей, бисерной, колкой и стежок в стежок, ложатся к тебе под кожу, в венах выводят инициалы, но только...нельзя осторожней?...нельзя, так не дается жизнь, ни по грамму, ни на пробу. А сразу вся и вовсе без спросу, учись справляться, расти мышцы, ведь весла врождены в кисти и нежелание не учтется, «грести» это наш нательный удел, и даже из тех кто выбыл никто не сдается, он лишь выгреб свой путь до дыр, и выпал случайно в одну, а в другую вошел вновь. Ты как обычно поймешь все не так, придумаешь что я выбираю стену, а я выпестовываю тропы-трапы и хочу ввинтиться в твое небо, выкрасть тебя у матери, и запрятать в свои теплые плены. Но! Мой Бог это свобода в выбирательстве и личности в целом. И здесь меня рвет на части, как отогреть тебя пленом, чтобы ты оставалось свободной в своем счастье?
И вот еще деталь для мозаики: день сер как белый воротничок забитый пылью и проношенный лет тридцать, а мне одичало холодно и не одного поданного тобой одеяла чтобы в нем скрыться, чтобы ничто меня не задевало.




«Повторите, пожалуйста! Но лучше сока не наливать вовсе»