Судьба двух женщин.
В одной приокской деревушке
Привычно тихо жизнь текла:
Ночами плакала кукушка,
Сады цвели, любовь жила,
«Творили» бабы пироги,
Рубили срубы мужики…
Смотрели весело окошки
Из пятистенок и террас,
Играли вечером гармошки,
Гудел с частушкой перепляс.
Окошкам кланялись березы,
Шумела рожь, росли колхозы.
Душевной болью отзовется
Воспоминаний акварель,
Когда знакомого колодца
Высокий вспомню журавель.
На журавле висит бадья
Родные, милые края.
В конце деревни, у лесочка
Семья обычная жила,
Растила Ленечку-сыночка –
Она счастливой быть могла.
Могла б, но вздрогнула страна
От слова страшного – война!
В конце кровавого июня
Ушли мужчины в бой святой.
Деревня, милая игрунья,
Осталась круглой сиротой.
На колосившуюся рожь
Катилась яростная дрожь.
Катюша – тихая крестьянка,
Осталась с сыном на руках.
Трудилась дома спозаранку,
А днем со всеми на полях.
И взор тревожный в почтальонку:
Не принесла бы похоронку!
Но привыкает сердце к боли
От потрясений и потерь,
Оно стремится поневоле
Найти спасительную дверь:
Сильнее горя стала вновь
Благословенная любовь.
Она – уставшая солдатка,
Он – допризывник молодой.
Свиданья редкие украдкой
И счастьем были и бедой:
Ведь знают все на белом свете,
Что от любви родятся дети.
И поселилось в доме лихо:
Ревет измотанная мать,
А бригадирша Коноплиха
Зовет и сеять и пахать.
От пересудов нет житья,
А тут – приблудное дитя.
Весной и летом в сорок пятом
В лучах Тельца и Близнеца,
Шли уцелевшие солдаты
К родным заждавшимся крыльцам.
А я была еще в пеленках,
Когда отец вернулся к Леньке.
Он смог контуженный спастись
В военной злобной круговерти,
Но не хотел он мать простить,
А непрощенье – хуже смерти.
И для меня стал путь короче
До дальних боговых урочищ.
Зимой холодной на рассвете
Кукушкой куковала мать:
Передавала дочку в дети,
Чтоб жизнь себе и мне спасать.
О, сколько нам судьбой обоим
Досталось на бортах пробоин!
Семья другая – через дом.
И чьих сердец слеза не тронет,
Когда мальчишке за окном
Истошно я кричала: Леня!
Сама окно я не открою…
Не стала Лене я сестрою.
Кукушка-птица тоже мать,
Дитя любить не перестанет,
До самой смерти будет ждать
Родного голоса из стаи.
Но, видно так угодно Богу,
Я их забыла понемногу.
Себя я помню лет с пяти:
Девчушку с бойкими глазами
Учили, как себя вести,
Перед районными «тузами».
И я похвастаться не прочь:
Я – председателева дочь.
Семья жила в большом достатке,
Хозяйство справное вели:
Корова, овцы, свиноматки,
С мукой пшеничною лари…
Хлеб белый, он, конечно, сытный,
А я любила очень «ситный».
С детьми соседскими играла.
Их помню: Леня, Коля, Люда.
Отца их сумасшедшим звали,
Контузия, - сказали люди.
Но мне к чему чужие страсти:
Меня любила мама Настя.
Не ходит счастье без печали,
Его не любят люди злые,
Они однажды мне сказали,
Что папа с мамой мне чужие.
Судьбы качаются весы –
То время черной полосы».
Не рассказала новость маме,
Не подала пред нею вида,
И лишь горячими слезами
В душе лелеяла обиду.
Я не могла тогда понять
Предавшую родную мать.
Кто мать моя, тогда ж узнала,
Как тайну, это берегла,
Встреч у колодца избегала
И презирала, как могла.
Ведь только может так предать
Свое дитя кукушка-мать.
Все это было так давно,
Но жизнь из замкнутого круга,
И нам осталось лишь одно:
Увидеться, простив друг друга.
Известно всем: судьба превратна,
Все возвращается обратно.
Лица не помню мамы Кати,
И мамы Насти больше нет.
Мы в этой жизни каждый тратим,
Однажды купленный билет.
Я – далеко, они – далече…
Года идут и время лечит.
И встреча наша состоялась
Наедине и взгляд во взгляд.
Минуты этой я боялась,
Хотя самой за пятьдесят.
Но что могли мы обрести?
Одно – взаимное «прости».
Ушла мать в мае на рассвете
В последний голубой простор.
Она оставила на свете
Мне восемь братьев и сестер.
Ведь говорят, что не поймешь,
Где потеряешь, где найдешь.
Я поняла, зачем кукушка
Птенца бросает своего:
Нет у нее гнезда-кормушки,
И негде ей растить его.
С молитвой к Богу обращусь:
Прости обоих нас, Иисус!