Кукольный спектакль
Посвящается Наталье Лукьяновой
Эпиграф 1
Я – та самая девочка, что проглотит все, что вы вольете мне в рот.
(Наталья Лукьянова. Седьмая свадьба в Сараево)
Эпиграф 2
Нет ничего на свете гаже похмельной утренней Наташи.
(Георгий Автандилов)
Эпиграф 3
Я наблюдала как в окна крайне запущенного особняка (архитектурный стиль – русская псевдоготика), уже более пятидесяти лет занимаемого районным туберкулезным диспансером, какие-то люди вставляют новые итальянские стеклопакеты. В голову пришла мысль - и была она одновременно и первой, и последней, и вообще по поводу увиденого единственной: «Ушла великая эпоха – остались лишь "модные" окна, да палочка Коха».
(Розанна Кольбе. Означивание незримого)
Предисловие
Всем, волею судеб «оказавшимся в полной жопе» хорошо (а кому – и плохо) известный Филипп Львович Родионов-Введенский (он же, в периоды ремиссии, – TSG), по настоятельной просьбе трудящихся (единственной, прошу заметить; повторной просьбы Родионов дожидаться не стал) на этот раз попытался предстать пред публикой в роли хоть кого-нибудь, лишь бы не самого себя (ибо, право слово, надоел даже сам себе и собственной маме), что для конкретного автора равносильно предстать «никем».
Что же это за хитрый маневр (если это вообще маневрирование, а не «поскользнулся и упал, повредил ноздрю»), свидетелями (и своего рода «арбитрами») которого мы имеем сомнительное удовольствие являться? Возможно, это вовсе не кукольный спектакль, а нечто совершенно иное? Однако в программке все заранее оговорено: КУКОЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ: «Я наряжался самим собой, выходил на сцену, и начинал скакать. Однако в работе моего персонального цирка наконец-то случился долгожданный сбой – сегодня по сцене носятся куклы (все как одна – Наташи), а кукловод (по совместительству – билетер) лезет в сундук, отдыхать».
Лина Фюрстенберг, доцент кафедры лингвистики, Хертфорд-колледж, Оксфордский университет
Глава 1. Про немцев
Недавно пересмотрев пару немецких фильмов - «Эксперимент» Оливера Хиршбигеля и «Волну» Денниса Ганзеля я подумала: приятно осознавать, что в современной Германии одним из самых ужасных оскорблений является «нацистская свинья»… И вот тут можно было бы сразу заговорить и о Белле с его личным комплексом вины за весь немецкий народ сразу… Однако мне хотелось бы поговорить не о том, как немцы не любят себя, а о том, как не любят их остальные. Вот, например, Надежда Николаевна, героиня рассказа Гаршина «Происшествие» говорит: «(...) И, наконец, могу ли я не ненавидеть, не презирать, когда я вижу среди них таких людей, как некоторый молодой немчик с вытравленным на руке, повыше локтя, вензелем? Он сам объяснил мне, что это - имя его невесты. «Но теперь, моя милая, ты мне всех милых милей», - сказал он, смотря на меня маслеными глазками, и вдобавок прочел стишки Гейне. И даже с гордостью объяснил мне, что Гейне - великий немецкий поэт, но что у них, у немцев, есть еще выше поэты, Гете и Шиллер, и что только у гениального и великого немецкого народа могут рождаться такие поэты. Как мне хотелось вцепиться в его скверную смазливую белобрысую рожу!»
И это, господа, не 21-й, и не 20-й даже, а 19-й век. К чему это я? Да ни к чему.
Регина Мейер, Школа рисования и изящных искусств им. Дж. Рескина, Оксфорд
Глава 2. Реплика из зала
Я тоже недолюбливаю Германию. И не потому, что сама немка (а комплекс вины у нас и правда в крови). Просто немцы пьют слишком много пива, и когда они это делают, их лица окрашиваются в невыносимо красный цвет.
Однако же не нужно искать тут стержневую концепцию типа "немцы это ****ые твари" , поскольку если она тут и есть, мяса и жира вокруг нее понаросло столько, что только хирург со своими ножичками докопается, да и то не сразу выньте да положьте. Надеваю пилотку, сапоги, шинель, полевую сумку, и иду строевым шагом в магазин: себе - пару бутылок «Францисканера» и пакет креветок, и соседу, Роме Штайндорфу - пятилитровую «соску» «Багбира» – пусть зальется, синий робот. К чему это я? Да ни к чему.
Беата Фойгт, НИИ химической кристаллографии, Москва
Глава 3. Великое Весло
Постперестроечное лихолетье в числе прочего охарактеризовалось странной на первый, и совсем не странной на второй взгляд закономерностью (в которой были, разумеется, и свои исключения): у персоналий, денег у которых прибавилось, здравого смысла в том, где дело касалось вопроса «полагаться ли на свой вкус или нет» – ровно на столько же и убавилось. Возможно, впрочем, не было там ни вкуса, ни смысла, ни чего бы то ни было еще достойного внимания вообще никогда…
Да. Ну так вот, у тех, что являются предметом нашего разговора, обрела в то время популярность садово-парковая скульптура, представляющая из себя разномастное алебастровое «дерьмо под антик» (ибо какой в них смысл, в подлинниках-то?) Так называемые «новые русские» - встречались среди которых, справедливости ради стоит отметить, не только собственно русские, но и казахи, и татары, и даже (вот уж от кого не ожидали-то!) евреи - скупали алебастр для своих загородных поместий тоннами…
Один из «садов наслаждений» или, если угодно, «садов камней», полный всяческого гипсового безобразия, и где этим самым безобразием осуществлялась торговля в опт и розницу, долгое время функционировал на Садовом Кольце близ метро «Октябрьская», прямехонько через дорогу от «обители муз», Центрального Дома Художников. В широком ассортименте представлены здесь были и «Самсон, разрывающий пасть льву», и «Лев, разрывающий пасть самому себе», и хрестоматийная «Баба с веслом», а также «Самсон, разрывающий Бабу с веслом» и, наконец, единственное, пожалуй, достойное внимания, концептуальное изваяние - «Великое Весло, разрывающее пасть всему сущему»…
К чему я это? Да ни к чему.
Мелисса Штайнхофф, доцент кафедры экономической и социальной истории Хертфорд-колледж Оксфордский Университет,
Глава 4. Помехи, включенные в стоимость подключения
Не знаю, к счастью ли, к огорчению ли, но есть в жизни нашей, порой и не намекающей даже, а отметающей любые сомнения в иллюзорности «сущего», вещи, румяно-наглая реальность которых такова, что не поколеблют уверенности в их существовании ни скепсис с нигилизмом, ни теория относительности вкупе с теорией хаоса, ни Святое Провидение со всей остальной к делу не относящейся философической фанаберией и доступами к в философии недопустимому…
Вот, например, простая, как правда, штука: на чем стояла, стоит и стоять будет Америка? На том, что не под силу никому, будь то сам Господь Бог, переубедить американцев в их богоизбранности.
А вот штука структурно сложнее, с более, так сказать, широкой философской горизонтальностью. Можно, к примеру, заплатить порядка тонны Евро, приехать в Прагу и, бросив сумку с вещами в гостиничном номере, сразу же отправиться, нервически вибрируя гладкой мускулатурой (в предвкушении…) в какой-нибудь известный (или менее известный) кабачок – «У двух кошек», «У Швейка», «На перекрестке», «У жирного зайца», «У зеленой жабы» или, допустим, «У кривого рыла» (а что, может и есть там такой, на окраине где-нибудь) – прийти, тихо (или как выйдет), сесть за столик в углу, заказать себе литров десять «Старопрамена», таз кнедлей с квашеной капустой, тарелку оленины под брусничным соусом с картофельными оладьями (по-нашему – «драниками»), и все это выхлебать и сожрать… Вкусно, да к тому же НЕДОРОГО.
Стоп. Алярм.
Обязательно обращайте внимание, не тренькает ли, примостившись неприметно в дальнем углу этакий затрапезного вида престарелый шляхтич на румыно-албанском своем кубызе о двух струнах. Ибо лишь с виду просто так, ради своего удовольствия на своей тилинке шпарит злокозненный дед… И ведь и пьян-то он, собака, по-сербски, в жопу, и играет он что-то предсказуемо-знакомо-непотребное, то есть полное говно, которое и в самые холерные годы в Европе даркфолком не назвали бы. Важно же вот что: за дедушку и его кяманчу уплатить придется, и никого, извините, не ****, развлекал ли дед вас своими наигрышами или, напротив, развлекаться мешал. Причем деда вам впишут каждому за столом сидящему в персональный счет. К чему это я? Да ни к чему.
Александр Еременко, доцент кафедры культурологии Ридженс Парк-колледж, Оксфордский университет
Глава 5. Гойко Митич
Вечером с супругом мы иногда смотрим кино. На этот раз мы решили посмотреть классический готический фильм «Ворон», который, сразу замечу, к нашей истории не имеет никакого отношения, поскольку за просмотром готического фильма «Ворон 1» последовал просмотр не менее готического фильма «Ворон 2», о котором, собственно, и пойдет речь. Не буду останавливаться на художественных достоинствах и недостатках данного сиквела; для нас представляет интерес лишь участие в кинокартине известного персонажа - Игги Попа. Интерес этот, как может показаться, достаточно вторичен: дело в том, что Игги Поп в фильме очень похож на индейца-наркомана, то есть, на некую смесь торчка и представителя одного из коренных народов Америки. Вектор дискурса привел нас в конечном итоге к очень любопытному выводу. Вкратце его можно сформулировать следующим образом. Что есть шаман по сути своей? Шаман есть сторчавшийся вконец индеец, то есть, рядовой индеец, объевшийся за свою жизнь грибов, обкурившийся заветных трав и просидевший энное количество часов в так называемом «черном вигваме». Впрочем, информацию по данному вопросу вы можете почерпнуть из книг известного писателя-юмориста Карлоса Кастанеды. Мы же на этом более не будем заострять внимание. Так вот, если шаман это вконец сторчавшийся индеец, то в контексте мировой поп-культуры Игги Поп есть подсевший на иглу ГОЙКО МИТИЧ, испокон веку игравший роли индейцев. К чему это я? Да ни к чему.
Анна Вольцоген, доцент кафедры психологии, Хертфорд-колледж, Оксфордский Университет
Глава 6. Кодеиновый сервант
Однажды мой дедушка полез в секретер – резной, тяжеленный, работы старинной, богатый секретер - за очередной порцией СВОЕГО. А «своими» у него были таблеточки «кодеин+сахар», от, кхе-кхе, кашля, как вы понимаете, к коим пристрастился он еще в бытность свою в незапамятные года на Колыме. И уж не знаю я, как такое приключилось – не было меня рядом в тот торжественный момент, ну не присутствовала! - но резной, тяжеленный, работы старинной, богатый секретер с торжественной помпезностью катафалка обрушился всею своею добротностью прямо на дедушку и попереломал ему все ребра, вследствие чего дедушка огорчился и жить далее в этом поганом мире, где не то что чужого, но даже и СВОЕГО толком взять не дают, не пожелал. И скончался. К чему я это? Да ни к чему.
Юлия Рогова, доцент кафедры конспирологии и теории катастроф, Саммервилль-колледж, Оксфордский университет
Аппендикс 1. Рецензия 1
Сопоставив данный текст с несколько более затянутой "книжной" пиротехникой ранних произведений Родионова, можно резюмировать следующее: пережевывающий и выплевывающий сам себя псевдо-постмодернистский триллер сочетает гарантированно ставящий читателя в тупик "ураганный" антилитературный драйв с искусным жонглированием вариантами интерпретаций (где любая – тупиковая). Несколько тем оказывают сопротивление изложению друг друга, и сам сюжет здесь – вещь второго порядка. Как приличествует роману с главным героем по имени Наталья, головоломка улыбается читателю загадочной улыбкой сфинктера.
Кристина Фогель, доцент кафедры музыкальной психологии, Ориэль-колледж, Оксфордский университет
Аппендикс 2. Рецензия 2
Текст открывается ложным «программным заявлением» автора, где он утверждает, будто бы уходит на покой, - ход довольно затасканный и траченный молью. Немцы, кодеин, Бабы с веслами... Что ж, следует констатировать, что кукловод их Родионова (или кто он там сегодня у нас, доктор) вышел чахленький. В театре одного актера он, возможно, и смотрелся бы импозантнее, благодаря внешности сороколетнего битника, а тут, хотя и забрался, по собственному выражению, в ящик (неизвестно еще какой пылью он себя перед этим посыпАл) и по сцене, возможно, действительно, не скакал, однако не скакали по ней и его куклы. Странный какой-то получился спектакль, не правда ли, Старый Лекарь? Ортодоксально-концептуальный такой спектакль вышел… Так что же это было? Очевидно, еще одна попытка вспомнить самого себя, в результате чего и имеем этот «сборник непонятно чего»; и, хотя Наташи в сборнике ни разу не упоминаются, – тут надо отдать Родионову должное, - тени их незримо и необъяснимо на сцене присутствуют – и Наташа-колхозница (та, что с рабочим) с квадратной дырой-люком в причинном месте, и Наташа-алебастровая «Солдатская мать», и Наташа-Родина-Мать с дырявым мечом (чтоб не сдуло), и, наконец, Наташа, что, опять таки, как Родина, зовет, однако уже не на битву, и не с кургана, а лишь с балкона: «Ублюдок, тебе в продуктовый, он – налево, а направо, куда ты ща свернул, козлина – АПТЕКА!»
Авторский коллектив газеты «Конный Путь», г. Воронеж