Её изнеженное тело
прикрыто было кисеёй,
в окно бил ветвью клён несмело,
стоял я рядом, сам не свой,
она кокетливо смеялась,
в диванных плавая шелках;
влекла меня губ пухлых алость
с хитринкой лёгкой в уголках;
луч сквозь окно влетел, раскован,
всё увеличив вдруг в разы,
и сделал кожу вкруг сосков он
прозрачней крыльев стрекозы;
целуя ног манящий мрамор,
впадая в первородный грех,
весь от томления я замер,
она всё рассыпала смех,
разлётом бедер ускользая
от ласк навязчивых моих
была в сомнении: – не знаю,
возможно ль счастье для двоих?
был сам не свой, её желая,
словно сорвавшийся с цепи,
она же, робко возражая,
шептала: – милый, потерпи!
ей дав понять, как вожделённа,
скользнул устами вверх бедра,
и вновь был смехом награждён я,
ко мне исполненным добра…
Её изнеженное тело
прикрыто было кисеёй,
в окно бил ветвью клён несмело,
стоял я рядом, сам не свой.