[стены осевших домов одичали, их падшие веки моргают под натиском ветра]
Я бы мог написать тебе стихи, Ив.
Миллион одинаковых стихов, Ив.
Ты бы жгла их на костре, не прочитав ни строки,
посмеиваясь над моим детским почерком,
а я писал их всю ночь.
Я заливал в себя виски и писал стихи для тебя, Ив.
Я сказал в них все, что думаю о твоей красоте,
о твоих длинных волосах цвета медового кекса,
о твоих чарующих губах, застывших в моей памяти на века,
о твоих стройных ножках, тепло которых все еще помнит моя шея.
О, Ив!
Ты не читала моих стихов и теперь стоишь у дрожащего моря
и твои ступни совсем охладели.
Ты смотришь куда-то вдаль,
ты видишь там свою молодость,
те дни, когда я держал тебя за руку и мы плыли по зеркалу Сены.
Мы были счастливы:
я тогда еще не писал тебе стихов,
а ты и не думала сжигать их на костре.
Мы смеялись как дети, и светились как солнце,
а потом что-то произошло,
что-то совсем неуловимое
и я не мог понять, почему твоя улыбка перестала мне сниться.
Почему твои ладони стали вдруг холоднее апреля,
почему ты прятала глаза, когда я называл тебя по имени.
Я не мог этого понять и поэтому решился на отчаянный шаг -
взял бумагу и перо и начал по ночам писать тебе стихи.
Я разговаривал с тобою с их помощью,
потому что по-другому уже просто не получалось.
Я ждал от тебя ответа,
но ты их даже не читала.
Ты распечатывала конверт и прочитав первую строку бросала их в костер.
Иногда ты делала это даже не распечатывая конверта.
Письмо горело на синем огне,
а я уже писал тебе следующее:
“Дорогая Ив!
Мне так не хватает твоей мандариновой груди,
Я не могу спать и ночи напролет только и делаю, что пишу тебе стихи.
Вот мое 135-ое стихотворение, которое я назвал:
“Разреши мне вдоволь насладиться твоим молочным коктейлем”.
Надеюсь, оно тебе понравится.
С неистовой любовью, твой Ф.”
И ты открывала конверт, читала первую строку
и заливалась восторженным смехом.
Для тебя это был всего лишь вульгарный анекдот,
над которым можно всласть похохотать и тут же забыть,
или пересказать его своему очередному ухажеру -
тот только и сделает, что ухмыльнется в рыжие усы
и продолжит ласкать твою грудь,
которую совсем недавно я с упоением выпивал до дна.
А сейчас ты стоишь по пояс в ледяной воде,
твое мокрое платье липнет к зудящей коже,
ты дрожишь от холода и кусаешь губы,
чтобы не было слышно твоих безудержных всхлипов,
хотя море шумит так свирепо,
что ты можешь кричать в полный голос –
беспокойные чайки и те не услышат твоих откровений.