Я на вершине Машука
Такой доступной, что, ей-богу,
Идти мне тошно по дороге.
И под порывы ветерка
Все лез я в лоб,
Чтоб испытать
Хотя б мгновение восторга.
Не то, чтоб время скоротать.
В подножье – город именитый
Под утренней зарей блистал
И, как сверкающий кристалл,
Лежал в оправе лакколитов.
Над ним, вздымаясь цепью длинной,
Бештау гордо воцарил.
Он в первый день мне подарил
Алмазный блеск своей вершины.
И сколько вдаль хватает взор –
Все изумрудные долины,
Глаза озер, крутые спины
Хребтов далеких гор.
И жажду видеть я вдали
Заснеженные эти горы,
Веду я с ними разговоры
О прелести земли.
Принес туманы ветерок
С заснеженных вершин Кавказа
И скрыл столь милые для глаза
Черты хребтов. И там, далек,
Растаял в миг Эльбрус двуглавый,
Но я его прикован славой
И вниз сойти не тороплюсь:
Ведь может быть, заря расплавит
Вдали туман и мне представит
Заснеженный Эльбрус.
Я там бывал. Могучий, величавый
Вознес над всем седые главы,
Глядит надменно свысока.
Чтоб это видеть, стоит, право,
Сюда прийти издалека.
Чуть влево повернись, и ты увидишь
Донгуз-Оруна скальные стены.
Снега лишь клочьями видны
На этих кручах вертикальных,
Но кручи обнажений скальных
Людьми покорены!
Увенчан шапкой снеговою
Едва не стометровой толщиною
Донгузорун-баши.
И облака плывут в тиши
Над белой головою.
Эльбрус окутан синевою
Безоблачных небес. Туда
Закинув взор, как никогда
Себя ты ощущаешь птицей,
Парящей в синеве,
И в голове,
Рожденная тобою
Песнь роится.
И стоя на вершине Машука,
Я вижу как издалека
Заря несет привет оттуда
Где горных рек бурливый бег,
Седой Эльбрус, Чегем, Казбек…
Вас никогда я не забуду.