Расчерчивает тьму наискосок, паденье влаги по диагонали
и время, прежде бывшее песок, становится течением в канале,
носящем имя съеденных грибов и гибели средь роскоши персидской,
опять играет нами в игры Бог и каждый ход бессмысленно-изыскан.
Струной дождя примотана к звезде, звенит в мозгу тихонько паранойя
и кажется вдруг - ты уже не здесь, а на страницах повести про Ноя
и нет нигде надежных берегов, кругом вода в сверкающей оправе
опять играет нами в игры Бог и всё равно куда рули направить.
Вот путник одинокий под зонтом, похожий на Утнапиштима сзади,
в разверзнувшейся хляби исчезает, в конце проспекта повернув за дом.
И нам исчезнуть суждено поди, не от руки Ахмеда - экстремиста,
- явилась жизнь когда-то из воды и под неё уйти опять стремится.
И словно намекая, мол пора, вдруг вздрагивает город полусонный,
и высятся горою Арарат собора золоченые кессоны.
Тоскливо на мосту чугунным львам, над ними небо - мутная касторка
и утопает город, как Ливан, в библейском ливне древнего Востока...