Варежка уже давно лежала на полке, в самом дальнем углу, за летними кепками и платками, за осенними перчатками и зонтиком со сломанной спицей, заваленная старыми шапками, которые давно вышли из моды, за полосатым шарфом тонкой вязки и огромным зеленым удавом крупной. Это была ещё совсем новая, не утратившая блеска варежка, но она осталась одна, поэтому ее никто не надевал. Постепенно ее задвинули другие вещи, и вот уже она очутилась в самом дальнем углу полки.
Раньше они с подругой любили колоть тоненькие пальчики своей хозяйки. Она морщилась: "Ой, какие колючие ", но не снимала - в трескучий мороз варежки грели, как бабушкина печка. Пушистые, вдвоем они напоминали кроличьи ушки, они всегда были вместе. Тонкая белая резинка, связывая их, не давала далеко разбегаться. Так они и висели, высовываясь из рукавов пальто, болтали по ночам о прошедшем дне и о предстоящих прогулках. Вдвоем ругали снег, такой холодный и мокрый, он постоянно прилипал к ним, а дома таял и делал их похожими на мокрых кошек. За что она его так любит? А утром варежки снова кололи пальчики, разогревая их, и только потом становились гладкими. Так им было весело.
И вот однажды варежка вернулась одна. Хозяйка плакала, мама ругалась, но ее подругу так и не нашли. Теперь она лежала одна и смотрела на шерстяной ковер, такой большой и мягкий, его все любили, но потом перед ней появились перчатки, от них пахло кожей, было противно, и еще ковер больше не был виден. Становилось тоскливо и грустно, и темно.