В густой тиши под сенью благостных елей,
Деньгами полон, как и все в тревогах бренный,
В страну, где вечен мор уродливых людей,
Я снизойду такой изящный и манерный.
Всем дамам выказав почтительную честь,
Их пригласив к себе в каморку с зимним садом
Под тенью папоротников, совесть, ум и честь
Им подмешаю я в бокалы терпким Ядом.
Для страсти, теплящей коварный дивный план
В сыром пристанище зимующих цветений
Я им себя такого пылкого воздам,
А остальное будет мне, пардон, до фени.
Мой глас престанится чарующе могуч
И сиплый бас взыграет хриплым баритоном.
Я буду страстен, куртуазен и певуч
Под пылкой пряностью подмешанной и стоном.
Я прикажу им всем раздеться предо мной
И встать в магическую позу ренессанса.
И, их пошлёпывая грубою клюкой,
Воспряну рожею аллюрной от румянца.
Себе поддав в стакан гранёный водки сто,
Я совершу над ними тела надруганье,
Лобзая груди им и лямзяя лицо,
Блестя глазищами очей очарованья.
И обретая в подсознании глубин
Себя, такого запьянцовского, я с сотки
Упьюсь без всяких существующих причин,
Порвав последние на женщинах колготки.
Потом брататься буду с ними и орать
Тосты за армию, братков, что где-то в море.
Потом за задницы и ляжки их щипать
Да голосить о тракторах и русском поле.
Во мне увидев боль, ранимость и печаль,
Они по очереди все мне отдадутся
Пока не гаснет свет, пока горит свеча,
Пока играет яд, и женщины влекутся.
МН