Поэма появилась в списках едва ли не сразу после смерти А. С. Пушкина. В рукописных архивах нам удалось обнаружить список, датированный 1847 годом. Однако публикуемый ниже текст - продукт 2-й половины ХХ в.
На свете братцы все говно,
Все мы порою что оно,
Пока бокал пенистый пьем,
Пока красавиц мы ****,
Ебут самих нас в жопу годы -
Таков увы закон природы.
Рабы страстей, рабы порока,
Стремимся мы по воле рока,
Туда, где выпить иль ебнуть,
И по возможности все даром,
Стремимся сделать это с жаром,
И поскорее улизнуть.
Hо время между тем летит,
И ни *** нам не простит,
То боль в спине, в груди одышка,
То геморрой, то где-то шишка,
Hачнем мы кашлять и дристать,
И пальцем в жопе ковырять,
И вспоминать былые годы,
Таков, увы, закон природы.
Потом свернется лыком ***,
И, как над ним ты ни колдуй,
Он никогда уже не встанет,
Кивнет на миг и вновь завянет,
Как вянут первые цветы,
Морозом тронутой листвы,
Так всех, друзья, нас косят годы,
Таков, увы, закон природы.
*
Глава первая
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что дворник вытащить не смог.
Его пример другим наука,
Коль есть меж ног такая штука,
Не тычь ее кобыле в зад
Как дядя — сам не будешь рад.
С утра как дядя Зорьке вставил
И тут инфаркт его хватил
Он состояние оставил
Всего лишь четверть прокутил.
Его пример другим наука
Что жизнь? Не жизнь сплошная мука.
Всю жизнь работаешь, копишь
И не доешь, и не доспишь,
И кажется достиг всего ты,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать
И прибалдеть, и приторчать...
Ан нет! Готовит подлый рок
Суровый, жесткий свой урок.
Итак, ****ец приходит дяде.
На век прощайте водка, ****и.
И в мрачны мысли погружен
Лежит на смертном одре он.
А в этот, столь печальный час
В деревню вихрем к дяде мчась,
Ртом жадным к горлышку приник
Наследник всех его сберкниг -
Племяник. Звать его Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил
И милостями дяди жил.
Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру, хапал
И много тратить не любил,
Но все-же как то раз увлекся,
Всплыло, что было и что нет -
В одно мгновенье папа спекся
И загудел на десять лет.
А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных
В одну неделю захирел,
Пошел посрать и околел...
Мамаша долго не страдала,
Такой уж женщины народ,
"Я не стара еще!" — сказала.-
"Я жить хочу, ебись все в рот!"
И с тем дала от сына ходу,
Уж он один живет два года...
Евгений был практичен с детства.
Свое мизерное наследство
Не тратил он по пустякам,
Пятак ложился к пятакам.
Он был великий эконом,
То есть, умел судить о том,
Зачем все пьют и там и тут,
Хоть цены все у нас растут.
Любил он тулиться. И в этом
Не знал ни меры, ни числа.
К нему друзья взывали. Где там!
А *** имел, как у осла!
Бывало на балу танцуя,
В смущеньи должен был бежать.
Его трико давленье ***
Не в силах было удержать.
И ладно, если б все сходило
Без шума, драки, без беды,
А то ведь получал, мудило,
За баб не раз уже ****ы.
Да только все без проку было:
Лишь оклемается едва,
И ну пихать свой мотовило
Всем - будь то девка, иль вдова.
Мы все ****ся понемногу
И где-нибудь, и как-нибудь,
Так что поебкой, слава богу,
У нас не мудрено блеснуть.
Но поберечь не вредно семя,
Член к нам одним концом прирос!
Тем паче, что и в наше время
Так на него повышен спрос.
Но - ша! Я, кажется, заврался,
Прощения у вас прошу
И к дяде, что один остался,
Явиться с вами поспешу...
Ах, опоздали мы немного:
Старик уж в бозеньке почил.
Так мир ему! И слава богу,
Что завещанье настрочил.
И вот наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин.
Давайте же мы выйдем тихо,
Пускай останется один.
Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так, что я там ****ел про семя?
Забыл! Но это все ***ня.
Не в этом зла и бед причина -
От баб страдаем мы, мужчины.
Что в бабах толку? Лишь ****а,
Да и ****а не без вреда.
И так не только на Руси,
В любой стране о том спроси:
Где баба, скажут, быть беде -
"Шерше ля фам" — ищи в ****е.
От бабы ругань, пьянки, драка,
Но лишь ее поставишь раком,
Концом ее перекрестишь -
И все забудешь, все простишь,
Да, только член прижмешь к ноге,
И то уже "Ту аль монд э ге".
А ежели еще минет,
А ежели еще... Но нет,
Черед и этому придет,
А нас уже Евгений ждет.
Но тут насмешливый читатель
Быть может мне вопрос задаст.
Ты с бабой сам лежал в кровати,
Иль может быть ты педераст?
Иль может в бабах не везло?
Коль говоришь, что в них все зло.
Его без гнева и без страха
Пошлю интеллигентно на ***,
Коли умен меня поймет,
А коли глуп — пускай идет.
Я сам бы рад, к чему скрывать,
С хорошей бабою в кровать!
Но баба бабой остается,
Пускай как бог она ****ся.
Глава вторая
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в тот же без промедлений
В кусты крестьянку поволок.
И, преуспев там в деле скором,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил: "Красота!"
Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить,
Решил настойчиво Евгений
Такой порядок учредить:
Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,
Чтоб было легче разобраться
Переписал всех по часам.
Бывало, он еще в постели,
Спросонок чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле
Ждет с нетерпеньем у крыльца.
В обед - еще, и в ужин - тоже,
Да кто ж такое стерпит, боже?
А наш герой, хоть и ослаб,
**** и днем, и ночью баб.
В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал,
Но тот такого бабам пору,
Как наш приятель, не давал.
Звался сосед Владимир Ленский.
Был городской, не деревенский,
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел" привет":
Похуже баб, похуже водки,
Не дай нам бог такой находки,
Какую сей лихой орел
В блатной Москве себе обрел:
Он, избежав разврата Света,
Затянут был в разврат иной,
Его душа была согрета
Наркотиков струей шальной.
Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей- богу!
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.
Ведь наш Онегин в эту пору
От ебли частой изнемог,
Лежал один, задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог.
Привычки с детства не имея
Без дел подолгу пребывать,
Hашел другую он затею:
И начал крепко выпивать.
Что ж, выпить в меру — худа нету!
Hо наш герой был пьян до свету.
Из пистолета в туз лупил
И, как верблюд в пустыне, пил...
О вина, вина! Вы давно ли
Служили идолом и мне?
Я пил подряд: нектар, говно ли.
И думал — "Истина в вине!"
Ее там не нашел покуда.
И сколько не пил — все вотще!
Но пусть не прячется, паскуда,
Найду, коль есть она вообще.
Онегин с Ленским стали други:
В часы свирепой зимней вьюги
Подолгу у огня сидят,
Ликеры пьют, за жизнь ****ят.
Но тут Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад,
И уж скорей смотаться рад,
И пьет уже едва-едва,
Послушаем-ка их слова:
— Куда, Владимир, ты уходишь?
— О, да, Евгений, мне пора.
— Постой, с кем время ты проводишь?
Или уже нашлась дыра?
— Ты прав, Евгений, только, только...
— Ну, тары-бары, ну народ!
Как звать чувиху эту? Олька?!
Что не дает?! Как не дает?
Да ты, видать, неверно просишь.
Постой, ведь ты меня не бросишь
На целый вечер одного?
Не ссы: добьемся своего!
— Скажи: там есть еще одна?
Сестрица Ольги? - Пусть бедна -
Свези меня!
— Ты шутишь? Hету?!
Ты будешь тулить ту, я - эту.
Так что ж — мне можно собираться?
И вот друзья уж рядом мчатся.
Hо в этот день мои друзья
Hе получили ни ***,
За исключеньем угощенья
И, рано испросив прощенья,
Их сани мчат дорогой краткой -
Мы их послушаем украдкой:
— Ну что, у Лариных ***ня?
— Напрасно поднял ты меня!
****ь я ни кого не стану,
Тебе ж советую - Татьяну.
— А что так?
— Милый друг мой Вова,
Баб понимаешь ты ***во.
Когда-то, в прежние года,
И я ёб всех - была б ****а!
С годами гаснет жар в крови:
Теперь ебу лишь по любви...
Владимир сухо отвечал,
А после, во весь путь, молчал...
Домой приехал, принял дозу,
Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой *** яростно дрочил.
Меж тем двух ебарей явленье
У Лариных произвело
Hа баб такое впечатленье,
Что у сестер ****у свело.
Глава третья
Итак, она звалась Татьяна!
Грудь, ноги, жопа - без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Мужской еще не видел член.
Вы думаете: не хотела
Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела,
И изменялася с лица!
И все-же, несмотря на это,
Благовоспитаной была:
Романы про любовь искала,
Читала их, во сне кончала,
И целку строго берегла...
Не спится Тане, враг не дремлет,
Любовный жар ее объемлет.
— Ах, няня, няня, не могу я,
Открой окно, зажги свечу...
— Ты что, дитя?
— Хочу я ***,
Онегина скорей хочу!..
Татьяна рано утром встала,
****у об лавку почесала.
И села у окошка сечь,
Как Бобик Жучку будет влечь.
А бобик Жучку шпарит раком,
Чего бояться им, собакам?
Лишь ветерок в листве шуршит,
И улететь скорей спешит...
И думает с волненьем Таня:
"Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях?.."
Так нам приходится в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки...
Вот Бобик кончил, с Жучки слез -
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна у окна - одна,
Осталась, горьких дум полна.
А что ж Онегин? С похмелюги
Рассолу выпил целый жбан,
Нет средства лучше, верно, други?
И курит топтаный долбан.
О, долбаны, бычки, окурки!
Порой вы слаще сигарет.
Но мы не ценим вас, придурки,
И ценим - лишь когда вас нет.
Во рту - говно, курить охота,
А денег только пятачок.
И вдруг в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.
И крики радости, по праву,
Из глоток страждущих слышны!
Я честь пою, пою вам славу -
Бычки, окурки, долбаны!
Еще кувшин рассолу просит
И вдруг письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал, -
Конец в штанах мгновенно встал.
Себя не долго Женя мучил
Раздумьем тягостным, и вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.
В мечтах Татьяну он представил:
И так, и сяк ее поставил,
Решил: сегодня ввечеру
Сию Татьяну отдеру.
Глава четвертая
День пролетел, как миг единый.
И вот Онегин уж идет,
Как и условлено в старинный
Парк. Татьяна ждет.
Минуты две они молчали,
Подумал Женя: " Ну, держись!"
И молвил: "Вы ко мне писали?"
И гаркнул вдруг: "А ну, ложись!"
Орех могучий и суровый
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин *** багровый
Из плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была.
Шуршанье платьев белоснежных.
И после стонов неизбежных
Свою невинность пролила.
Ну, а невинность эта, братцы,
Уж истинно, и смех, и грех.
Хотя, поглубже разобраться -
Надо разгрызть, чтоб съесть орех.
Но тут меня вы извините,
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите -
Я целок больше не ломок!
На этом месте вопрошаю
Я, живший век, ****а мать:
Ведь должен кто-то их ломать?
Я никого не осуждаю!..
Но оправданья не ищите,
Коль вы внимательно следите
За всем развитием главы,
Поймете всё и сами вы.
Ну вот, пока мы здесь ****ели
Евгений Таню отдолбал
И вместе нам теперь придется
За ними поспешить на бал...
О! Бал давно уже в разгаре:
В гостиной жмутся пара к паре,
И член мужчин всех напряжен
На баб всех, кроме личных жен!
Да и примерные супруги,
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.
В соседней комнате, смотри-ка:
На скатерти зеленой - сика,
А за портьерою, в углу,
Ебут кого-то на полу.
Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной так уже блюют!
Здесь хлопают бутылок пробки,
Татьяна же, после поебки,
Наверх тихонько пробралась,
Прикрыла дверь и улеглась.
Спешит в сортир Евгений с ходу:
Имел он за собою моду
Усталость ебли душем снять,
Что нам не дурно б перенять!
Затем к столу Евгений мчится.
И надобно ж, друзья, случиться:
Владимир с Ольгой за столом,
И ***, естественно, колом.
Он к ним спешит походкой чинной,
Целует руку ей легко,
"Здорово Вова, друг старинный,
Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!
Бутылочку "Клико" сначала,
Потом "Зубровку", "Хванчкару"
Короче, к вечеру уже качало
Друзей, как листья на ветру.
А за бутылкою "Особой",
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира" разъебой",
А Ольгу — " ссаною дырой"!
Владимир, побледнев немного,
Чего-то стал орать в пылу.
Но бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: "По еблу?"
Хозяину, что вдруг нагрянул,
Сказал: "А ты пойди поссы!"
Потом на Ольгу пьяно глянул
И снять решил с нее трусы.
Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Достал карманный пистолет -
Толпы простыл мгновенно след!
А он, красив, могуч и смел,
Ее меж рюмок поимел.
Затем зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,
Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"
И уж сквозь храп: "Домой, болван."
Глава пятая
Метельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно -
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.
Он в голове полухмельной
Был занят мыслею одной.
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган.
"Онегин - сука, ****ь, зараза,
Разъеба, пидор и говно!
Лишь солнце встанет — драться сразу!..
Дуэль до смерти! Решено!"
Залупой красной солнце встало.
Во рту, с похмелья, стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл ****о
И выпил водки двести грамм.
Звонят. Слуга к нему вбегает,
Надеть рубашку предлагает,
На шею вяжет черный бант,
Дверь настежь - входит секундант!
Не стану приводить слова...
Не дав ****ы ему едва,
Сказал Онегин, что придет:
У мельницы пусть, сука, ждет!..
Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет шито-крыто!
Забиты коль по краям,
Теперь враги, вчера - друзья!
И так спокойно, без волнений,
"Мой секундант", — сказал Евгений,
"Вот он, мой друг, — месье Шартрез".
Становятся между берез.
Мириться? Hа *** эти штуки!
"Наганы взять прошу я в руки" -
Промолвил секундант - и вслед
Евгений поднял пистолет.
Он на врага глядит сквозь мушку,
Владимир тоже поднял пушку
И ни куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, пидарас.
Евгения менжа схватила,
Мелькнула мысль: "Убьет, мудило!
Но - ни хера, дружок, дай срок".
И первым свой спустил курок!
Упал Владимир, взгляд уж мутный,
Как будто полон сладких грез.
И после паузы минутной
"****ец" — сказал месье Шартрез...
Глава шестая
Весна для нас - сплошная мука:
Будь хром ты, крив или горбат -
Лишь снег сойдет, и к солнцу штука.
А в яйцах звон! Где звон? - Набат!
Прекраснейшее время года,
Душа гитарою поет.
Преображает нас природа:
У стариков и то встает!..
Лист клейкий в пальцах разотрите,
Дела забросьте все свои,
Все окна - настежь, посмотрите:
Ебутся лихо воробьи!
Вокруг нее крик-скок, по кругу,
Все перья - дыбом, бравый вид!
Догонит милую подругу -
И раком, раком норовит.
Весной, как всем, друзья, известно,
Влупить мечтает каждый скот.
Но краше всех, признаться честно,
****ся в это время кот.
О, сколько страсти, сколько муки,
Могучей сколько простоты!
Коты поют, и эти звуки
Своим подругам шлют коты.
И в схватке ярой рвут друг друга -
В любви сильнейший только прав!
Лишь для него стоит подруга,
Свой хвост с готовностью задрав.
И он придет, окровавленный, -
То право он добыл в бою!
Покровы прочь: он под Вселенной
Подругу выебет свою.
Нам аллегории не внове.
Но все ж скажу, при всем при том,
Пусть не на крыше и без крови,
Но не был кто из нас котом?
И пусть с натяжкою немножко,
Но в каждой бабе есть и кошка.
Вам пересказывать не стану
Я всех подробностей. Скажу
Лишь только то, то, что Татьяну
Одну в деревне нахожу.
А Ольга? Что ж, натуры женской
Не знал один, должно быть, Ленский.
Ведь не прошел еще и год,
А Ольгу уж другой ****!
Оговорюсь: другой стал мужем.
Но не о том, друзья, мы тужим -
Знать, так назначено судьбой.
Прощай же, Ольга, *** с тобой!..
Затягивает время раны,
Но не утихла боль Татьяны,
Хоть уж не целкою была,
А дать другому не могла.
Онегина давно уж нету -
Бродить пустился он по свету.
По слухам, где-то он в Крыму -
Теперь всё по хую ему!..
"Но замуж как-то нужно, всё же,
Не то - на что это похоже?
Ходил тут, девку отодрал,
Дружка убил да и удрал". -
Твердила мать. И без ответа
Не оставались те слова:
Приблизилось лишь только лето -
И вот нагружена карета
А впереди - Москва... Москва...
Глава седьмая
Дороги! Мать твою налево:
Кошмарный сон, верста к версте...
О, Александр Сергеич, где Вы?
У нас дороги - еще те!
Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно,
Так ведь писали, помню, Вы?
Увы! Вы, видимо, правы!
Писали Вы — дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы и блохи
Уснуть спокойно не дают.
И на обед дают гавно...
Теперь забыто все давно.
Клопы уже не точат стены,
Есть где покушать и попить,
Но цены, Александр Сергеич, цены
Уж лучше блохи, ****ью быть!
Что там Лондоны и Парижи,
Что Штаты, плёсы, авеню?
Россия мне дороже, ближе -
Я ей вовек не изменю!
Зачем скрывать, что всем известно?
В Москве есть много чудных мест
Но я, друзья, признаюсь честно:
Известен мне один подъезд.
Быть может, что мое писанье
В такие руки попадет,
Что эти строки с содроганьем
Прочтет читатель, коль дойдет
Не надо морщиться, не надо
И ложных выдвигать идей.
Подъезда этого ограда
Великих видела людей.
Да, жизнь я с шахматной доскою
Сравню. И только ли свою?
Миг - в черной клетке я с тоскою,
Миг - и уж в белой я стою.
Во тьме годов цвет черный тает,
А белый долго глаз хранит.
Поэтому всё улетает
Назад, всё в прошлое летит.
Ошибку нашу мы исправим
И путь к Татьяне свой направим,
Затем, что ветер сладких грез
Нас далеко уже занес.
И рад бы обойтись без мата,
Но дело, видно, ***вато:
Село глухое - и Москва.
У Тани кругом голова.
В деревне новый ёбарь - это
Затменье, буря, конец света.
Здесь ёбарей, как в суке блох:
Кишат, и каждый, ****ь, не плох.
Ей комплимент за комплиментом
Здесь дарят (мечутся не зря!)
И, ловко пользуясь моментом,
Ебут глазами втихаря.
Один глядит едва, с украдкой,
Другой - в открытую, в упор,
Походкой мимо ходит краткой,
В углу давно и гул, и спор:
- Да, я б влупил ей, господа!
- Нет, чересчур она худа.
- Так что же, я худых люблю
И этой, верно уж, влуплю.
- Нет, эту вам не уломать!
- Так что ж, я лгу, ****а мать?
- Посмотрим!
- Хули там, смотри!
Так что же, господа, пари?
Вы принимаете, корнет?
Я захочу, так и минет
Она возьмет, черт побери!
- Так что, пари?
- Держу пари!
Вы искушаете судьбу!
- Через неделю я ебу!
- Минет! Минет! А если нет?
- А если нет - всё отдаю
И целый месяц вас пою...
- Что ж, вызов принят! По рукам!
Дворецкий, дайте-ка стакан!..
Вас рады видеть, милый граф,
Вы опоздали, просим штраф!
- Виват! До дна, мой граф, до дна!
- Скажите, граф, а кто она?
Вон, у колонны. Нет, не та!
Та, что скромна так и проста.
- А, эта? Ларина, корнет:
Впервые появилась в свет!
Что хороша?
- Да, хороша!
- Но там не светит ни шиша...
- Поручик, слышите?
- Мандешь!
Умело если подойдешь...
Но - тсс... друзья, не разглашать!
Пора на танец приглашать!..
Гремит мазурка на весь зал.
Друзья, как я уже сказал,
Что непривычен Тане был
Кутёж московский, жар и пыл.
Поручик же был хват и фат
И пили за него виват!
Не в первый раз такие споры
Он заключал и побеждал.
Черны усы и звонки шпоры -
Виктории он лёгкой ждал...
Читателя томить не стану:
Она пришла. Да, да, Татьяну
Обгуливал недолго он:
Был хитр, как змей, силен, как слон.
Споил, завёл в укромный уголок,
Отделал дважды и в казарму уволок...
На этом - кончен мой рассказ,
Друзья! А в следующий раз...
Ан, нет! Во-о-н, подлый критик, злые ушки
Уж держит, сука, на макушке:
Чтобы опять меня туда,
Где хлеб, решетки и вода -
Мол, опорочен гений Пушкин
И смысл поэмы искажен...
Я не полезу на рожон!
Пусть этот критик и не бог,
Но он, жидок, зело опасен...
Читатель, я с тобой согласен:
Пусть *** сосет себе, как йог,
Что преет в шанкре между ног.
Адью! До следующего раза -